Разум VS Мозг. Разговор на разных языках - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Бертон cтр.№ 28

То, что мы демонстрируем ограниченные проявления роящегося поведения в лабораторных условиях, неудивительно. Это показывает не столько фундаментальную разницу в функционировании мозга человека и саранчи, сколько то, что эти ограничения отражают ту меру, в которой мы способны к сознательному контролю над некоторыми биологическими феноменами. Если сделать снимок настроек скрытого слоя мозга саранчи, то едва ли мы обнаружим на нем серьезные культурные и нравственные предубеждения против каннибализма и общего месива. Обусловленные групповой активностью биологические изменения у низших форм жизни с большей вероятностью совпадут с конечным поведением. По мере того как нервная система усложняется и возникает самосознание, нравственные нормы, социальные и культурные ценности, а также осознанная решимость идти против собственных базовых инстинктов, поведенческий эффект группового влияния становится гораздо менее предсказуемым (принимая предположение, что мы способны смирять свои врожденные склонности).

С учетом невероятной сложности человеческого поведения и отсутствия точной корреляции между любым предполагаемым изменением на групповом уровне и индивидуальным поведением задача продемонстрировать опирающийся на биологию человеческий «коллективный разум» выглядит поистине невыполнимой.

Например, вы хотите понять, вызывает ли просмотр сцен насилия по телевизору увеличение числа подростковых драк. Вы выбираете контрольную группу, которая не смотрит телевизор, и исследуемую группу, которая смотрит по три часа каждый вечер бои без правил, повторы «Бронсона» [38] , сериал «Пятница, 13-е» и «Техасскую резню бензопилой». Через три месяца вы обнаруживаете, что количество драк в обеих группах одинаково. Позволяет ли это сделать вывод, что показ сцен насилия по телевидению не оказывает никакого влияния на вероятность проявления агрессии? Вы можете возразить, что запрет смотреть телепередачи так разозлил испытуемых из контрольной группы, что обе группы демонстрировали больше стычек, чем ожидалось. Не получив полного представления обо всех факторах, влияющих на поведение, и их взаимодействии, мы не узнаем, является ли предполагаемая контрольная группа истинно нейтральной контрольной или она находится под влиянием неких побочных переменных, которые не были распознаны или учтены. Невозможность собрать идеальную контрольную группу не позволяет назвать данные, полученные при исследовании сложного поведения, строго научными.

На персональном уровне, думаю, у каждого был хотя бы один саранчеподобный опыт. Мероприятие закончилось, и вы направляетесь к выходу. Вы едва видите на полметра перед собой и вынуждены следовать за теми, кто идет непосредственно перед вами. Совершенно не задумываясь, вы начинаете продвигаться вперед крошечными шажками, как вы «чувствуете», в направлении выхода. Вы не придаете никакого значения этому изменению длины шага. Эта необычная походка не кажется вам странной, потому что считаете ее единственным способом продвигаться вперед, ни на кого не наступая. С учетом вашего чувства агентивности, вы ощущаете, что ваша изменившаяся походка – осмысленное действие. Но был ли это ваш выбор или результат группового воздействия, откуда вам знать?

Возьмем нечто совсем простое, например следование музыкальному ритму. Когда вы сами отстукиваете ритм, вы одновременно чувствуете, что контролируете ваши движения и следуете ритму, который задают музыканты. Если вы вместе с толпой хлопаете в ладоши в унисон с другими присутствующими в аудитории, у вас нет сомнений, что вы хлопаете намеренно – никто не двигает вашими руками за вас, – и одновременно вы ощущаете себя частью группового ритма. Когда-то было принято считать, что такое групповое поведение лучше всего понимать как схему, в которой есть лидер или инициатор, а остальные следуют за ним и синхронизируются с ним (теория пейсмейкера).

Чтобы проверить эту гипотезу, нейробиолог Крис Фрит со своими коллегами попросил добровольцев разбиться на пары и попытаться отхлопать вместе простой ритм. На каждого субъекта были надеты наушники, чтобы он мог слышать только другого, но не себя. В таких обстоятельствах не появлялось ни одного лидера, оба участника постоянно подстраивали свой ритм друг под друга. Этот непрерывный обмен между двумя субъектами – а не следование за лидером – легко заметить в джазовой импровизации двух первоклассных музыкантов. Ни лидера, ни последователя, ни индивидуальной агентивности в действии – только две постоянно взаимодействующие части единого целого. Фрит убежден, что двух таких людей лучше всего рассматривать как единую комплексную систему, а не как две взаимодействующие системы. Два мозга действуют как сложное единое целое [117, 118].

При опросе участники этих исследований описывали весьма различные ощущения агентивности, варьирующиеся от полной потери контроля до ощущения повышенного контроля над ритмом своей двигательной моторики. Кроме того, некоторые говорили о чувстве контроля группы над собой, в то время как другие описывали чувство совместного контроля [119]. Ранее мы видели, что измененное чувство агентивности может возникать в результате психических заболеваний, таких как шизофрения, а также может быть искусственно вызвано внушением, например гипнозом. Синхронизация является примером того, как настолько элементарное поведение, как хлопанье в ладоши, может трансформировать чувство собственного контроля человека. Трудно не задуматься о степени распространенности этого феномена и о том, насколько легко его использовать для манипулирования толпой. Понаблюдайте за черлидером, разогревающим свой сектор трибун, инструктором по строевой подготовке морской пехоты, выкрикивающим команды, или хорошим оратором, и вы ощутите, до чего легко втянуться в гипнотизирующий такт и ритм заинтересованного в этом человека.

Чувство агентивности – не единственное ментальное ощущение, подверженное социальным влияниям. Множество фМРТ-исследований показали, что определенная область мозга – вентромедиальная префронтальная кора – демонстрирует повышенную активацию, когда человек говорит или думает о самом себе. У жителей Запада эта область преимущественно активизируется, когда испытуемому показывают соотносящиеся с ним слова и образы или когда он активно думает о себе. В Китае и Японии активация происходит как при мыслях о себе самом, так и когда испытуемый думает о близких членах семьи, особенно матери, или ему предъявляют их фотографии, информацию о них. Выглядит так, что само чувство Я – по крайней мере как это отражается в результатах фМРТ – варьируется в зависимости от культуры. То, как мы интерпретируем эти открытия, само по себе выявляет наши собственные сформированные культурой мозговые системы, стоящие за этой интерпретацией. То, что у западного человека может вызвать фрейдистские интерпретации и ассоциации с представлением «маменькин сыночек», у азиатов будет восприниматься как свидетельство семейной почтительности и уважения традиций.

Чтобы увидеть, как эти особенности проявляются у бикультурных личностей, вестернизированные китайцы, живущие в Гонконге, были протестированы после взаимодействия либо с западной, либо с восточной культурой. Сначала им была представлена серия символов западной культуры, охватывающих различные области: пища, музыка и искусство, звезды кино, религиозные символы и легенды, а также фольклор и знаменитые памятники.