Вдоль фронта - читать онлайн книгу. Автор: Джон Рид cтр.№ 26

За Застевной мы увидели пленных австрийцев, остановившихся у каких-то разрушенных домов, чтобы напиться воды. Было их человек тридцать. Шли они, хромая, вдоль по дороге, палимые жаркими лучами солнца, под конвоем двух донских казаков верхом. Их серые шинели побелели от пыли, небритые лица подернулись усталостью. У одного из них была забинтована левая часть лица, и кровь просачивалась через повязку, у другого перевязана кисть руки, а некоторые прыгали на самодельных костылях. По знаку спешившихся казаков, они, шатаясь, заковыляли в сторону от дороги и угрюмо бросились в тень. Два загорелых пленных рычали друг на друга, как звери. Раненый с забинтованной головой стонал, а тот, у которого была перевязана рука, начал с дрожью сбрасывать повязку. Казаки добродушно кивнули нам, разрешая поговорить с ними, и мы подошли с полными пригоршнями папирос. Они набросились на них с жадностью завзятых курильщиков, давно уже лишенных табаку, – все, кроме одного юноши с надменным лицом, который достал изящный портсигар, битком набитый папиросами с золотыми ободками, холодно отказался от наших и вынул одну из своих, не предлагая больше никому.

– Это граф, – благоговейно пояснил нам парень с простым крестьянским лицом.

Человек с раненой рукой разбинтовал наконец свою повязку и осмотрел кровоточащую ладонь.

– Пожалуй, лучше ее опять забинтовать, – произнес он в конце концов, робко поглядывая на полного, сердитого вида субъекта с перевязью Красного Креста на руке. Тот оглянулся с ленивым пренебрежением и пожал плечами.

– У нас есть бинты, – сказал я, и уже начал было доставать, но к нам подошел один из казаков и, нахмурившись, покачал отрицательно головой. Он с отвращением посмотрел на пленного с повязкой Красного Креста и показал ему на раненого. Бормоча что-то себе под нос, толстяк начал с озлоблением рыться в своей сумке, выбросил из нее бинт и тяжело отошел в сторону.

Их было тридцать, и между этими тридцатью было представлено пять наций: чехи, кроаты, мадьяры, поляки и австрийцы. Один кроат, два мадьяра и три чеха не знали ни слова на каком-либо языке, кроме своего родного, и, конечно, ни один австриец не знал ни звука по-богемски, кроатски, венгерски или по-польски. Между австрийцами были тирольцы, венцы и полуитальянцы из Пола. Кроаты ненавидели мадьяр, мадьяры ненавидели австрийцев, а что касается чехов, то никто из остальных не стал бы с ними разговаривать. Кроме того, все они резко отличались друг от друга по социальному положению, причем каждый стоявший на высшей ступени с презрением смотрел на низшего…

Как образчик армии Франца-Иосифа, группа эта была весьма показательна.

Они были захвачены во время ночной атаки у Прута и прошли за два дня больше двадцати миль. Но все они отзывались очень хорошо о своих конвоирах-казаках.

– Они очень внимательны и добры, – сказал один из пленных. – Когда мы остановились на ночь, казаки сами обходили нас и смотрели, чтобы всем было удобно. И они позволяют нам часто отдыхать.

– Казаки – славные солдаты, – промолвил другой. – Мне приходилось драться с ними, они очень храбры. Хотел бы я, чтобы у нас была такая кавалерия!

Молодой волонтер из Польского легиона спросил меня с нетерпением, выступит ли Румыния. Мы ответили, что похоже на то. Вдруг он задрожал и разразился целым потоком слов:

– Боже мой, боже мой! Что же делать? Сколько же может продолжаться эта ужасная война? Мы хотим только мира, покоя и отдыха. Мы побеждены, мы почетно побеждены. Англия, Франция, Россия, Италия – весь мир против нас. Мы можем с честью сложить оружие. Зачем только началась эта нелепая бойня?

Остальные сидели, угрюмо слушая его и не проронив ни слова…

Под вечер мы с бренчаньем скатились в глубокий овраг, проходивший между высокими обрывами. Рядом с дорогой шумел поток, вертевший сотню мельничных колес. Сами же мельницы лежали разбитые артиллерийским огнем, а те, которые чудом уцелели, торчали, опираясь друг на друга вдоль оврага, на восточном склоне, где мы разглядели разрытые траншеи и ужасные корчи спутанной колючей проволоки – русские войска бомбардировали и атаковали здесь австрийские укрепления месяц тому назад. Сотни людей работали наверху, убирая обломки и возводя новые сооружения. Мы неожиданно свернули в сторону и выехали к отмели Днестра, чуть пониже того места, где высокий железнодорожный мост погружал в воду гирлянду развороченных динамитом брусьев и канатов. Река широко огибала здесь обрыв в сто футов вышины. За понтонным мостом, заставленным артиллерией, утопал в зелени некогда прекрасный городок Залещики. Когда мы проезжали по мосту, голые казаки, шумя и брызгаясь, купали в реке своих лошадей. Их сильные белые тела сверкали золотистым загаром.

Три раза две армии брали Залещики с боем, жгли и грабили его, бомбардировали по пятнадцати дней подряд. Большая часть населения бежала из города, так как оказывала помощь и предоставляла удобства неприятелю. Уже смеркалось, когда мы въехали на базарную площадь, окруженную отвратительными развалинами высоких домов. Под жалкими навесами шла вялая торговля, – крестьянки с подавленным видом разложили там свои скудные запасы овощей и буханки хлеба перед шумным сборищем солдат. Несколько евреев прятались за углами. Иван спросил о гостинице, но прохожий с усмешкой показал на высокую рассыпавшуюся кирпичную стену с иронически звучавшей надписью «Гранд Отель» – все, что осталось от гостиницы. Где можно достать чего-нибудь поесть?

– Чего-нибудь поесть? В этом городе не хватит пищи, чтобы накормить мою жену и детей.

Ужас навис над этим городом. Мы чувствовали его в воздухе, в притаившихся фигурах евреев, притаившихся украдкой вдоль шатких стен, в крестьянах, когда они, снимая шапки, уступали дорогу нашей повозке, в лицах детей, пугавшихся, когда мимо них проходили солдаты. Уже темнело, а мы все еще сидели в таратайке, обсуждая свое положение.

На углу виднелась аптека, сравнительно неповрежденная; внутри горел свет. Я разыскал аптекаря-еврея, говорившего по-немецки.

– Кто вы? – спросил он, подозрительно уставившись на меня.

– Американец.

– Здесь нет отеля, – неожиданно разразился он, – нет места, где бы можно было остановиться, здесь нечего есть. С месяц назад пришли сюда русские, устроили еврейский погром, погнали женщин и детей туда, – он указал на запад. – Здесь нет места…

– В таком случае, – прервал я его, – о нас должен позаботиться военный комендант. Где мне его найти?

– Я пошлю с вами моего помощника, – ответил он с перекосившимся от страха лицом. – Но ведь вы им не скажете, что я вам рассказывал, благородный господин? Вы не скажете…

Его перебил приход двух русских солдат. Он поднялся и, чтобы снискать их милость, нагло обратился ко мне.

– Я не могу выгнать вас из магазина. Это публичное место. Но помните, я не беру на себя никакой ответственности за вас. Я не звал вас к себе. Я вас вовсе не знаю.

Ибо в конце концов мы ведь могли оказаться подозрительными людьми.