Вдоль фронта - читать онлайн книгу. Автор: Джон Рид cтр.№ 25

Тряслись крестьянские телеги с слабо стонавшей грудой рук и ног…

Дорога шла вниз, пока мы не подъехали вплотную к стрелявшим батареям. Часами тащились мы позади прерывистого, но гигантского артиллерийского сражения. Орудие за орудием, все в наскоро вырытых ямах, прикрытых хворостом, чтобы скрыть их от аэропланов. Вспотевшие люди гнулись под тяжестью снарядов, передвигая блестящие зарядные ящики. Методично защелкивался на свое место затвор, тотчас указатель отзванивал очередь, запальщик дергал шнур – орудие изрыгало удушливый дым, подавалось назад, визжал снаряд, и так мили и мили громадных, щедро паливших орудий.

На самом поле артиллерийского сражения мирно пахали на волах крестьяне, а перед ревущими орудиями мальчик в белой холщевой рубахе гнал по холму скот к пастбищу у реки. Мы встречали безмятежно ехавших в город длинноволосых хуторян с оранжевыми маками на шляпах. На восток равнина переходила в отлогий холм, по которому стлались поля молодой пшеницы, колыхавшейся под ветром длинными волнами. Его гребень был порван и изранен громадными рытвинами; множество крошечных человечков копошилось в новых траншеях и у проволочных заграждений. Это была вторая линия позиций, приготовленных к ожидавшемуся отступлению…

Мы повернули к северу, в сторону от артиллерии, по плешивому склону обширной возвышенности. Здесь земля громоздилась пышными узорчатыми волнами зеленых, коричневых и желтых узких полей, трепетавших под дуновением ветра. Через долины, края которых поднимались подобно распростертым крыльям падающих птиц, виднелись смягченные расстоянием очертания изборожденных откосов и зарослей. Далеко на западе, вдоль горизонта, возвышалась бледно-синяя волнистая линия Карпат. В необъятных просторах раскинулись утопавшие в зелени деревни – с глиняными хатами, неровно и ловко слепленными от руки, выбеленными, с яркой синей полосой по низу, и тщательно покрытыми соломой. Многие из них были покинуты, разорены и почернели от огня, особенно те, в которых жили евреи, – выломанные двери, сорванные оконные рамы и разбросанные повсюду обломки скудной домашней утвари. С тех пор как началась война, австрийцы еще не приходили сюда. Это была русская работа…

Когда мы проезжали мимо, крестьяне снимали шапки, улыбаясь мягко и дружелюбно. Худой мужчина с тщедушным ребенком на руках бежал за нами и поцеловал мне руку, когда я дал ему кусок шоколада. Вдоль дороги встречались замшелые каменные кресты, исписанные древне-славянскими буквами, крестьяне снимали перед ними шапки и набожно крестились. Попадались там и грубые деревянные кресты, как в Мексике, отмечавшие места, где были убиты люди…

На высоко расположенном лугу, с которого открывался вид на протекавшую в отдалении реку и на развертывавшиеся вдали равнины Буковины, мы проехали лагерь туркменов. Горели костры; оседланные лошади щипали траву. Туркмены с жестокими лицами и раскосыми глазами сидели на корточках вокруг походных котлов или прохаживались между лошадей – варварское пятно на этом зеленом северном поле, где, быть может, тысячу лет назад их предки сражались вместе с Атиллой. За рекой, во вражеских траншеях, лежали их родичи – за туманными горами, к западу, находилась Венгрия, богатая страна, где осел, наконец, пришедший из Азии «бич господень». В том месте, где дорога снова спускалась в равнину, стояла старая круглая каменная часовня, окруженная изящными колоннами. Она была теперь пуста, и внутри устроили конюшню для лошадей туркменских офицеров.

На каждом перекрестке мы безошибочно узнавали нужную нам дорогу, потому что Иван неизменно выбирал другую. Хотя родился и вырос он в Новоселице, всего в пятнадцати милях отсюда, но никогда ему не приходилось путешествовать так далеко за границу. Больше того, он никак не мог удержать в своей дырявой памяти название нашего местоназначения, сколько бы он ни повторял его. Он постоянно оборачивался и вздыхал, уставясь на нас. «Залещики!» – кричали мы хором, и он принимался погонять лошадей какими-то странными криками. Он останавливался иногда, пока мы, наконец, не показали ему на местного жителя и не объяснили знаками, чтобы он спросил у того дорогу.

– Здравствуй, – пробормотал Иван. – Как дорога на…

– Куда дорога, дружище? – спросил прохожий.

Иван почесал в затылке.

– Да вы куда едете?

Иван застенчиво скривился.

– Залещики! – заорали мы, и Иван повторил:

– Ах, да, Залещики.

В полдень мы зигзагами взобрались на крутую гору, в сосновую рощу, и встретили длинный обоз телег, направлявшихся вниз, с стальными частями понтонных мостов. Его сопровождали рослые донские казаки на жилистых лошадях. Их хохлы беспутно торчали из-под фуражек.

– Эй, барин! – крикнул один из возчиков, показывая на юг. – Это Прут?

Я кивнул.

– Два дня! – продолжал он, ударив по своей поклаже. – Два дня мы ездим через реку… Черновицы!.

Они все еще тянулись мимо нас, дребезжа по всему верху горы. Мы быстро спускались через рощу, встречая громадные дроги, что взбирались на гору под крики и щелканье кнутов. Круче и круче. Деревья поредели, внезапно пропали совсем, и перед нами открылась потрясающая панорама Днестра – прямоугольники, параллелограммы и изгибы разнообразных окрасок сталкивались и переплетались между собой в величественном узоре плодородных полей; большие круглые складки земли вздымались подобно грандиозному морскому прибою; разбросанные белые хутора, похожие на корабли, плывущие вдоль ленточек дорог, и деревни, затерянные в пространстве. Понтонные дроги, запряженные по восьми лошадей, взбирались в гору; каждые из них с оглушительным криком подталкивали еще двадцать солдат; вниз от холма дорога была забита громоздящимися и колыхающимися из стороны в сторону огромными плотами; напрягшиеся и взмыленные лошади и широкоплечие люди надрывались из последних сил…

Мы въезжали теперь в новую страну. Хотя крестьяне по-прежнему были одеты в белый холст, головные уборы их изменились. На одних были высокие круглые барашковые шапки, на других – высокие шляпы, какие носят валлийские женщины. Славянские кресты сменились католическим распятием с изображениями всех орудий «страстей господних» – копья, губки, гвоздей и молотка. Мы встречали людей, уже не говоривших по-румынски – румынский язык начал сменяться польским. По дороге попадались хутора, в которых жили целые патриархальные семейства, – необъятные дома, включавшие в себя и жилые помещения, и конюшни, и амбары, все под одной крышей, с коридором, проходившим внутри постройки во дворе.

Это была разоренная страна, сожженная боями и тремя походами двух больших армий. Вытоптанные хлеба болезненно желтели на полях. Целые деревни зияли пустотой развалин. Там находились только русские солдаты и очень редко попадались здоровые мужчины, – встречались лишь одни старики и калеки да женщины и дети. В полях, среди желтевших хлебов, возвышались старые окопы и повсюду тянулись заржавленные колючие проволочные заграждения. Налево от дороги, с бешеной спешкой, на целые мили воздвигались новые гигантские траншеи и артиллерийские позиции. Тысячи солдат кишели в земле, и полуденное солнце играло лучами на их лопатах. Нагруженные инструментами и колючей проволокой повозки запрудили дорогу. Около Застевны мы видели, как крестьянки и дети рыли окопы под надзором унтер-офицеров, и длинная шеренга их выносила грязь в корзинках на голове. К чему эта лихорадочная поспешность здесь, в двадцати милях от позиций, занятых русскими всего месяц тому назад?