Чаша казалась выполненной из единого куска с рукой, но я легко вынул её из прозрачной кисти. А когда попытался пристроить обратно, то обнаружил, что она устойчиво держится только в одном положении, кроме изначального – донцем, в сторону второй руки.
Тогда я попробовал повторить те же манипуляции с «планшетом» – и сразу добился успеха. Он сидел в четырёхпалой кисти, как влитой – плоскостью к чаше-линзе, причём ось её проходила через центр прямоугольника.
Это не могло быть случайностью. Я подцепил двумя пальцами вложенную в планшет пластину и осторожно вытянул её из дырчатой «обложки».
Ничего не произошло. Я несколько раз щёлкнул пластиной, вдвигая-выдвигая её – и тут меня будто током ударило. Ну конечно! А я-то гадал, что мне напоминает это приспособление?!
«Друг! Скажите номер вашей планеты в тентуре? Или хотя бы номер галактики в Спирали… А то я перепутал контакты и теперь не могу вернуться домой…»
Вспомнили? Правда, на планшете не было спиралевидного рисунка, как в бессмертном творении режиссёра Данелии – но всё равно сходство было поразительно велико. Хотя – дело, конечно, не в том, что артефакт так похож на «машинку перемещений» галактического бомжа из фильма «Кин-дза-дза», а вот в этом самом двояком его положении в руке статуи.
– Поручик! – я высунулся из-под тента. Мы потратили два дня, на то чтобы сколотить клеть, упаковать прозрачного тетрадигитуса и со всеми предосторожностями вытащить его наружу. После чего – водрузили вертикально посреди большого экспедиционного шатра, служившего раньше столовой. Принимать пищу приходится теперь где попало, зато прозрачный стату́й придаёт лагерю что-то индиана-джонсовское.
– Поручик! Не подойдёте на пару минут? Я тут обнаружил нечто интересное.
Садыков выбрался из раскопа. Он сильно загорел, оброс и как будто даже раздался в плечах. Ещё бы – сколько пришлось помахать лопатами да мотыгами! Но, увы – всё впустую: на глубине полутора метров, мы наткнулись на водносный слой, и раскоп затопило. Пробовали отчёрпывать воду вёдрами – куда там, лна поступала так быстро, что пожалуй, не справилась бы и мотопомпа.
Мы оставили эту затею. Требовалось срыть заветный холмик целиком и подкапываться под основание купола сразу, со всех сторон. Но для этого нужно, самое малое, полусотни землекопов – а где их взять, скажите на милость, если жители близлежащих деревень услышав «Нгеттуа-Бели-Бели» затыкают уши, крупно дрожат, а то и просто убегают?
Мы потратили больше недели на то, скрыть результаты нашего труда – завалили штольню ведущую в зал статуи, и, как могли, по замаскировали место раскопа. Неделя-другая, пара хороших дождей – и местная растительность надёжно скроет все следы.
Садыков сразу оценил моё открытие и тут же согласился, что из всех возможных комбинаций положений артефактов – чаши и планшета, – имеет смысл только одна: чаша стоит в кисти статуи вертикально и ось её смотрит точно в центр «тентуры» (так я теперь стал называть дырчатый планшет). Дальнейшие наши действия предугадать несложно: мы опустили полы шатра, привалив их снаружи для верности, землёй, плотно задраили полог и принялись дожидаться темноты. Нам повезло – оставалось всего два дня до новолуния, так что мрак на улице стоял – хоть глаз выколи.
Казачки, притихнув, наблюдали за нашими манипуляциями; Берта, разумеется, немедленно присоединилась. Никто и не подумал возражать; в конце концов, наша прелестная спутница уже стала полноправным членом экспедиции.
Садыков подкрутил регулятор аккумуляторной лампы (мы берегли батарейки, расстилая днём радужные полотнища фотоэлементной плёнки). Я встал рядом со статуей; по сигналу поручик выключил освещение. Воцарилась тьма кромешная; я слышал только взволнованное дыхание Берты и негромкие разговоры казачков снаружи. Я выждал несколько секунд, щёлкнул выключателем мощного тактического фонаря и нашарил его узким лучом чашу.
Я ожидал чего-то подобного – но все равно у меня екнуло в груди, когда яркий, узкий луч фонаря, преломившись в чаше, упал на «тентуру» и развернулся за ней дрожащим фиолетовым полотнищем голограммы.
Берта ахнула, тонкие пальцы вцепились мне в ладонь. Садыков шёпотом выругался. Рука, держащая фонарь, дрогнула – и изображение мгновенно рассыпалось, смазавшись в туманную полосу. Я поспешно зашарил лучом: голограмма восстановилась, и в её глубине отчётливо проступила величественная галактическая спираль…»
* * *
Из переписки поручика Садыкова с его школьным товарищем, мещанином города Кунгура Картольевым Елистратом Бонифатьевичем.
«Здравствуй до скончания земных лет, братец Картошкин! События наши пречудесны и преудивительны; оттого только и пишу, что знаю: письмо сие надёжно упокоится в моём дорожном мешке до конца нашего путешествия. Да и куда его отправлять – вокруг одни только звери абзьяны и прочие жирафы, а так же людоеды нямнямовы, как называют здешних обитателей наши казачки. Людоеды они или нет – сказать не могу, Бог миловал от того, чтобы выяснить это наверняка; но ближайшая почта в тысяче с лишком вёрст, так что скоро тебе моего послания не прочесть. Надо полагать, придётся самому рассказывать историю нашего удивительного странствия – если, конечно, нам суждено выбраться из здешних гнилых чащоб, именуемых джунглями.
Закончив раскопки – то, что отыскали мы в местечке, именуемом у нямнямов «Нгеттуа-Бели-Бели» столь удивительно, что я не решаюсь доверить описание бумаге, – мы двинулись на юг, в сторону самой большой в этих краях реки Уэлле; добрались без приключений и, соорудив плоты, пустились вниз по течению. Вторую неделю идут дожди; река вздулась и несёт нас со всей возможной быстротой – знай уворачивайся от коряг да гиппопотамов, коих здесь великое множество. Судоходства на Уэлле отродясь не было, разве что аборигены плавают от деревни к деревне на утлых челноках. Всякий поворот течения или речной перекат забиты топляками. На эти заломы нанесло землю, мусор, плавник – и на получившихся островках бурно поднялись кустарники и дале небольшие деревья. Мы то и дело мы слезаем в воду, и пока один из забайкальцев стоит на страже с винтовкою наготове (крокодилы, брат, тут зевать не приходится!), руками выталкиваем плоты на чистую воду. А потом отдираем самых неподходящих мест здоровенных жирных пиявок, не подхватить которых здесь решительно невозможно.
Гнуса над рекой неимоверное количество. В небольших костерках, разведённых прямо на плотах, тлдеют куски особой местной коры, чей дым должен отгонять летучих кровососов. Помогает так себе – ветер, дующий над водной гладью, сносит спасительный дымок в сторону, но почему-то не оказывает такого же действия на тучи жужжащей и жалящей мерзости. Приходится усиленно обкуривать друг друга трубками да остервенело отмахиваться пальмовыми листьями.
Мадемуазель Берта стойко переносит невыносимые для молодой женщины её воспитания тяготы путешествия. Она (как и твой покорный слуга) захвачена нашей удивительной находкой. И теперь мы днями напролёт говорим об удивительных возможностях, что Господь, или воля случая, дали нам в руки.
По словам господина Семёнова выходит, что теперь людям – всем людям! – будут доступны самые дальние горизонты Мироздания. Отправляйся куда хочешь – и не просто за окоём моря-окияна, как уплыл когда-то португалец Васко-да-Гама или генуэзец Колумб, а неизмеримо дальше, к чужим звёздам, в края невиданные и неслыханные. Олег Иванович уверен, что найденные диковины позволят нам установить сообщение с далёкими мирами. Можешь ли представить себе это, друг мой Картошкин: наша Земля, связанная с планетами чужих звёзд – да так, что попасть туда сможет кто угодно, сделав всего два шага – и точно так же легко вернуться назад!