— Неужели история закончится так печально? — спросила я. — Героев пьесы приводят в императорский суд, чтобы они рассказали о своих горестях императору. — Я обошла вокруг него, остановилась, чтобы посмотреть ему в глаза, а затем опять заскользила вокруг, касаясь листочками ивы его тела.
— Линян приводят к ее отцу, — хрипло сказал он, — но он не не может поверить, что она жива, даже когда смотрит на нее.
— Этим великий поэт Тан Сяньцзу хотел показать, что ли делает мужчин ограниченными, — сказала я как можно тише, зная, что моему поэту придется сделать усилие, чтобы услышать меня.
— Нo когда случается чудо, люди теряют способность мыслить разумно. — Он вздохнул, и я улыбнулась. — Губернатор настаивает на том, чтобы Линян прошла множество испытаний...
— Линян отбрасывает тень, а когда она идет под деревьями, на упавших лепестках отпечатываются следы.
— Правильно, — прошептала я. — И еще она отвечает на вопросы о семи чувствах: радости, гневе, горе, страхе, любви, ненависти и желании.
— А тебе приходилось испытывать эти чувства?
Я остановилась перед ним.
— Не все, — призналась я.
— Радость? — он поднес к моей щеке пион.
— Я испытала радость, проснувшись сегодня утром.
— Гнев?
— Я же говорила тебе, что у меня много недостатков, —ответила я.
Он гладил меня лепестками по щеке.
— Горе?
— Каждый год, когда мы отмечаем годовщину смерти моей бабушки.
— Но сама ты не испытывала горя, — заметил он, убрав цветок от моего лица и касаясь им моей руки.
— Страх?
Я подумала о том, что мне было страшно идти сюда, но я ответила:
— Никогда.
— Хорошо. — Он прижал пион к тыльной стороне моего запястья.
— Любовь?
Я не ответила, но ощущение цветка на моей коже заставило меня вздрогнуть. Он улыбнулся.
— Ненависть?
Я покачала головой. Мы оба знали, что я жила не так долго и видела не так много, чтобы ненавидеть кого- либо.
— Осталось только одно чувство, — сказал он. Юноша опять стал водить цветком по моей руке, затем убрал его и прикоснулся им рядом с моим ухом. Он медленно провел лепестками по моей шее, дошел до воротника и стал подниматься к горлу.
— Желание?
Я перестала дышать.
— На твоем лице я вижу ответ, — сказал он.
Я почувствовала его губы у своего уха.
— Если бы мы поженились, — прошептал он, — мы бы не стали тратить время на чай и болтовню... — Он сделал шаг назад и окинул взглядом озеро. — Как бы я хотел... — Его голос дрогнул, и я видела, что это смутило его. В этот момент его чувства были так же глубоки, как мои. Он закашлялся, сглотнул и опять заговорил, как будто между нами ничего не произошло. Я вновь была на свободе, предоставлена сама себе.
— Я бы хотела, чтобы ты увидела мой дом. Он стоит на другом берегу озера, на горе Ушань.
— Это там, кажется? — спросила я, указывая на холм, который возвышался на другой стороне озера, напротив того места, где мы стояли.
— Да, это тот самый холм, но остров Уединения, как бы он ни был прекрасен, загораживает мой дом. Он находится на самой высокой точке острова. Как бы мне хотелось, чтобы ты могла его увидеть! Тогда бы ты смотрела на воду и думала обо мне.
— Возможно, он виден из библиотеки моего отца.
— Ты права! Мы с твоим отцом много раз играли там в шахматы, и я видел из окон свой дом. Но даже если ты разглядишь гору, как ты поймешь, какой из домов мой?
Я была так взбудоражена, что не могла ни о чем думать и отвечать ему.
— Я покажу тебе дом, и ты легко найдешь его. Я буду смотреть оттуда на ваш сад каждый день, если ты тоже пообещаешь искать меня взглядом.
Я пообещала. Он провел меня к правой стороне павильона, стоявшего у берега, потом взял у меня ивовую ветку и положил ее вместе с пионом на балюстраду. Он сел рядом и свесил ноги через край, и я поняла, что он ждет от меня того же. Он спрыгнул вниз, встал на камень и протянул ко мне руки.
— Дай мне руку.
— Я не могу. — Это была правда. В этот вечер я совершила много непозволительных поступков, но я не собиралась идти за ним. Я никогда не покидала пределы усадьбы семьи Чэнь. В этом вопросе мои родители были непреклонны.
— Это недалеко.
— Я никогда не покидала наш сад. Мама говорит...
— Матери говорят мудрые вещи, но...
— Я не могу.
— Но ты же только что пообещала мне...
Моя непреклонность поколебалась. Я не могла противиться искушению, словно моя сестра перед тарелкой с пельменями.
— Ты не будешь единственной девушкой или женщиной, которая вышла сегодня за двери сада. Я знаю, что многие женщины сегодня вечером будет кататься в лодках на озере.
— Женщины из чайного домика, — фыркнула я.
— Вовсе нет, — возразил он. — Я говорю о поэтессах и писательницах, которые стали членами поэтических и литературных кружков. Так же как и ты, они хотят узнать о жизни больше того, что они видят в своих садиках. Покинув свои покои, они становятся признанными художниками. Если бы ты была моей женой, я бы показал тебе большой мир.
Он забыл упомянуть о том, что эта мечта продлится не дольше сегодняшнего вечера.
Он вновь протянул ко мне руки, и тогда я села на балюстраду, осторожно перебросила ноги через резные камни и позволила ему похитить меня из безопасности усадьбы. Он повел меня вдоль стоящих у берега камней. То, что я делала, было неслыханно. Но, как ни удивительно, ничего ужасного не произошло. Никто нас не заметил, и из кустов и деревьев за нашими спинами не выпрыгивали призраки, чтобы напугать нас или убить за пренебрежение к правилам.
Он придерживал меня за локоть, потому что поросшие мхом камни были очень скользкими. Шелковый рукав не мешал мне чувствовать тепло, идущее от его руки. Теплый воздух поднимал мою юбку, словно крылышко цикады, которую несет ветер. Я была в большом мире. Я видела то, что никогда не видела раньше. Лозы и ветки тут и там покрывали стену нашей усадьбы, словно намекая на то, что было спрятано внутри. Над озером свисали плакучие ивы. Их ветки словно щекотали поверхность воды. Я касалась кустов шиповника, растущих на берегу озера. Их аромат пропитывал воздух, мою одежду, волосы, кожу моих рук. Переполнявшие меня чувства волнами окатывали тело: мне было страшно, что меня поймают, но я радовалась тому, что вышла за пределы сада, и влюбленно смотрела на человека, который привел меня сюда.
Мы остановились. Я не понимала, как долго мы шли.
— Мой дом находится там, — сказал он, показывая на противоположную сторону озера, за павильоном, недавно построенным на острове Уединения, который я могла видеть из библиотеки моего отца. — На холме стоит храм. Вечером там зажигают факелы. Ты их видишь? Во время праздников монахи открывают двери. Теперь посмотри вверх, и слева от храма ты увидишь мой дом.