Книга Странных Новых Вещей - читать онлайн книгу. Автор: Мишель Фейбер cтр.№ 98

— Но вам известно, что он болен? — подсказал Питер. — Вы говорили, что он скоро умрет.

— Мне так показалось. Он теперь совсем старый. Наверное, мне не стоит тревожиться, он пожил на этом свете. — Она снова сбросила пепел с воображаемой сигареты. — Но он мой папа.

— Если вы так давно не поддерживаете отношения, может быть, его уже нет в живых? Или, наоборот, он живет себе где-то на пенсии, наслаждаясь бодрой и счастливой старостью?

— Нет.

— Нет?

— Нет.

Она пронзила его недоверчивым взглядом, но потом смягчилась, словно желая дать ему еще один шанс.

— У вас бывали когда-нибудь интуитивные предчувствия?

— Предчувствия?

— Когда вы чувствуете, что нечто происходит в тот самый миг, когда вы об этом думаете, технически вы просто не можете знать об этом наверняка и все-таки знаете. А потом, чуть позже, вдруг оказывается, что вы были совершенно правы, кто-то рассказывает вам, может какой-нибудь свидетель, что событие, о котором вы думали, на самом деле произошло именно тогда, когда вы о нем думали, и именно так, как вы это себе представляли. Будто луч озарения ударил вам прямо в мозг.

Он выдержал ее взгляд, сопротивляясь рефлекторному желанию кивнуть. Казалось, нет иного приемлемого ответа на ее вопрос, кроме как согласиться и пуститься в россказни о проявлениях сверхъестественной интуиции, подтвердившейся впоследствии. Но на самом деле он никогда особенно не интересовался психическими феноменами, и они с Би часто замечали, что люди, наиболее глубоко погруженные в изучение потустороннего, были часто не в состоянии понять очевидные причины того, почему их собственная жизнь — сплошной хаос. О Грейнджер, конечно, такого не скажешь. Он как раз собирался сказать что-нибудь дипломатичное о том, что вера в какой-то мере сродни интуиции, которая не зависит от редких стечений обстоятельств, как Грейнджер выдала вдруг:

— Во всяком случае, у меня было видение о моем отце. Мне представилось, как его везут на каталке по больничному коридору, везут очень быстро сквозь толпу медиков, которые расступались, давая ему дорогу, будто им кричали: «Посторонись!» Я видела это так ясно, словно бежала за ним. Он был в сознании, но не в себе, и рукой, в которой стоял внутривенный катетер, теребил карман брюк, ища кошелек. «Я заплачу, я заплачу!» — кричал он. Он знал, что дела его дрянь, и ужасно боялся, что ему откажут в помощи. Его лицо... лицо было совсем не таким, каким я его помнила, оно было неузнаваемо, он выглядел как старый бомж, которого только что подобрали на улице. Но я знала, что это мой папа.

— А были ли у вас еще какие-то... прозрения о нем после этого?

Она закрыла глаза, устав не то от воспоминаний своего ясновидения, не то от близости к Питеру.

— Я думаю, он там застрял, — сказала она, впрочем без особой уверенности.

— Ну что ж, — сказал Питер. — Я молюсь за него.

— Даже несмотря на то, что это совершенно не важно творцу галактик, а?

— Грейнджер... — начал он, но сухое, формальное обращение по фамилии вдруг покоробило его. — Можно я буду называть вас Алекс? Или Александра, если это ваше полное имя?

Она оцепенела, как будто он сунул ей руку между ног.

— Откуда вы?..

— Вы писали моей жене. Помните?

Минуту она размышляла.

— Пусть будет Грейнджер, — сказала она, и тон ее не был холоден. А потом, видя, что он озадачен, пояснила: — Фамилии здесь работают намного лучше. Наверное, это напоминает нам, что мы на работе и что работы у нас немало.

Он почувствовал, что встреча закончена. Для чего бы Грейнджер ни приходила, она либо получила, что хотела, либо нет. Жаль только, он так и не сумел полнее объяснить ей, как действует молитва. И что она не имеет ничего общего с просьбами о чем-то, которые принимаются или отвергаются. Что молитва — это чья-то энергия, ничтожная сама по себе, которая прибавляется к гораздо более мощной энергии Божьей любви. На самом деле это подтверждение того, что ты — часть Господа, частица Его духа, временно помещенная внутри тела. Чудо, в принципе подобное тому, которое придало человеческое воплощение Иисусу.

— Речь трудолюбивого человека, — заметил он. — Но вот скажите мне, Грейнджер, в чем вы видите мою работу здесь?

Он все еще думал, что разговор можно вернуть в струю веры.

— В том, чтобы оазианцы были счастливы, — сказала она, — и продолжали помогать нам обустраиваться здесь. Или хотя бы не мешали.

— И все?

Она пожала плечами:

— Чтобы порадовать Спрингера, проявив интерес к его недюжинной коллекции вязаных накидок на подушки.

— Эй, он очень милый паренек, — запротестовал Питер, — такой дружелюбный.

Грейнджер встала, чтобы уйти:

— Конечно милый. Милый-премилый. Все мы милые-премилые милашки. Котики-воркотики, как сказал Тушка. — Она сделала многозначительную паузу, а потом произнесла ясным, безмятежно-пренебрежительным голосом, окатившим холодом его душу: — Гребаные котики. С отчиканными яйцами.

Через несколько минут, оставшись в одиночестве и чувствуя себя не в своей тарелке, Питер закончил письмо Би.

А что до сексуальных домогательств, то тут, судя по всему, ничего подобного нет вовсе.

Какое-то время он сидел, уставившись в экран, и думал, что писать дальше. Он сочувствовал Грейнджер, безусловно, и хотел бы ей помочь, но ему пришлось признать, что борьба с ее растревоженным духом опустошила его. Странно, потому что в его пасторской практике дома он ежедневно имел дело с беспокойными душами и это общение никогда его не утомляло, — разумеется, его всегда питала энергией мысль о том, что этот разговор с закованной в броню озлобленной душой может привести к прорыву. Это могло произойти в любое время. Нельзя точно предсказать тот момент, когда человек наконец прозре-ет и увидит, что, отвергая Творца своего, он борется против самой Любви. Годами слепцы продирались по жизни на ощупь в громоздких доспехах, которые, как они полагали, должны защитить их, и в один прекрасный день эти люди вдруг понимали, до чего тесны, тяжелы и бесполезны их латы, и, сбросив их, впускали Иисуса в свое сердце. Ради таких минут стоило потрудиться.

Я только что провел некоторое время с Грейнджер, — написал он, решив поделиться с Би еще свежими впечатлениями, — кстати, вопреки твоим предположениям, это не мужчина, а женщина. Впрочем, она не позволяет называть ее по имени. И никто здесь никого не зовет по имени. Даже те, кто очень дружны, предпочитают обращение по фамилии.

В любом случае Грейнджер - чуть ли не самый ранимый человек из всех, с кем я познакомился на базе СШИК. То она в прекрасном настроении, то, словно ты вдруг не ту кнопку нажал, настроение ее меняется в мгновение ока. Она не то чтобы вздорная, просто раздражительная или замкнутая. Но сегодня она приоткрылась мне немного больше, чем до этого случая. Она таит какую-то глубокую, неизбывную боль, и, чтобы дойти до сути этой боли, потребуется немало времени, в этом нет сомнений. И как, интересно, ее отобрали в эту команду? Должно быть, во время собеседований она показалась более уравновешенной и беззаботной, чем сейчас. А может, она и БЫЛА более уравновешенной в то время. Бывают времена в нашей жизни, когда мы чувствуем себя неуязвимыми, несмотря на все невзгоды, а порой вроде все идет хорошо, но мы ощущаем собственную хрупкость и трепетность, едва открыв глаза поутру. Никто, даже самый непоколебимый христианин, не обладает иммунитетом против таинства равновесия. Однако горести Грейнджер, похоже, проистекают из одного главного источника - ее сложных взаимоотношений с отцом, которого она не видела уже двадцать пять лет. Уверен, что ты поняла бы ее, как никто! По правде сказать, я считаю, что ты идеально подошла бы ей в собеседницы на эту трудную тему, если бы ты была здесь.