Книга Странных Новых Вещей - читать онлайн книгу. Автор: Мишель Фейбер cтр.№ 97

— Вы плакали, — сказал он.

— Нет.

— Вы плакали.

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза:

— О’кей.

— Что причиняет вам боль?

Она через силу усмехнулась:

— Это вы мне скажите, доктор.

Он опустился на колени у ее ног, устроился поудобнее.

— Грейнджер, я плохой игрок в кошки-мышки. Вы пришли сюда, чтобы поговорить. Я готов. Ваша душа тоскует. Расскажите мне почему.

— Я полагаю, это... так называемые семейные проблемы.

Она поиграла кончиками пальцев, будто пепел стряхнула с сигареты. Питер догадался, что когда-то она была курильщицей, ища успокоения в сигаретном дыму, а еще до него дошло, что, как ни странно, никто другой из персонала СШИК не демонстрировал подобной манеры, несмотря на высокую вероятность того, что некоторые в прошлом были злостными курильщиками.

— Мне все время твердят, что ни у кого здесь нет семьи, которая стоила бы доброго слова. Тушка называет вас La Legion Etrangere. Но я не забыл. Я каждый день молюсь за Чарли Грейнджера. Как-то там он поживает?

Грейнджер фыркнула, но из-за недавних слез у нее потекло из носу, прямо на губу. Рыкнув от негодования, она вытерла лицо рукавом.

— А Бог вам не говорит?

— О чем?

— О том, что с теми, за кого вы молитесь, все о’кей?

— Бог не... мой наемный работник, — сказал Питер. — Он не обязан присылать мне доклады о состоянии дел. И еще Он отлично осведомлен о том, что я, собственно, даже не знаю вашего папу. Будем откровенны: Чарли Грейнджер для меня — только имя, пока вы не рассказали мне большего.

— Уж не хотите ли вы сказать, что Богу нужно больше данных для того, чтобы Он...

— Нет, я только говорю: Богу не нужно, чтобы я сообщал Ему, кто такой Чарли Грейнджер. Бог знает и понимает вашего отца до мельчайшей... до мельчайших молекул в кончиках его ресниц. Цель моей молитвы не привлечь Его внимание к вашему папе. Я молюсь, чтобы выразить... — Питер замешкался, подыскивая верное слово, хотя в прошлом у него уже не раз бывали разговоры с людьми, более-менее похожие на этот. Но всякий случай казался уникальным. — Чтобы сообщить Богу о своей любви к другому человеку. Для меня это возможность торжественно озвучить мое беспокойство за дорогих мне людей.

— Но вы сами только что сказали, что мой папа для вас — имя, не более.

— Я имел в виду вас. Вы мне дороги.

Грейнджер сидела сжав зубы, будто каменная, и смотрела немигающим взглядом. Слезы набухли, замерцали и выкатились из глаз. Казалось, еще секунда — и она разревется не на шутку, но потом она взяла себя в руки и мгновенно разозлилась. Питер понял, что вспышки раздражения были для нее защитным механизмом, колючесть оберегала ее мягкое подбрюшье, словно иглы дикобраза.

— Если молитва — это всего лишь способ озвучить беспокойство, то какой в ней смысл? Это как политики выражают беспокойство по поводу войн, попирания прав человека и прочих бесчинств, не собираясь никак им противостоять. Пустопорожняя болтовня, не способная ничего изменить ни на йоту.

Питер затряс головой. Казалось, годы прошли с тех пор, когда он последний раз сталкивался с этим. В его пасторской работе дома такое случалось чуть ли не ежедневно.

— Я понимаю, что вы чувствуете, — сказал он. — Но Бог — не политик. И не полицейский. Он создатель Вселенной. Невообразимо могучая сила, в миллиарды раз мощнее, чем Солнечная система. И разумеется, когда что-то в нашей жизни идет наперекосяк, вполне естественны и гнев, и желание возложить на кого-нибудь ответственность за случившееся. Но винить Бога... Это все равно что винить законы физики в том, что они допустили страдание, или обвинять закон всемирного тяготения в том, что разразилась война.

— Я ни разу не использовала слово «вина», — сказала Грейнджер. — А вы передергиваете. Я не встану на колени и не буду молиться законам физики — законы физики меня не услышат. А Бог, по идее, должен быть в курсе дела.

— Он ответит.

— Жаль только, — сказала Грейнджер, — что этот ваш великолепный, ваш поразительный Бог ни черта не может сделать, — выдохнула она, еле сдерживая боль, и разрыдалась в голос.

Все еще стоя на коленях, Питер подался вперед и обнял ее содрогающуюся спину. Объятие было неуклюжее, обоим было неудобно, но она наклонилась и уткнулась головой ему в плечо. Ее волосы щекотали ему щеку, а в нем росло смятение от этой интимной нежности и незнакомого запаха. Тоска по жене нахлынула с новой силой.

— Я не сказал, что Ему все равно, — пробормотал он. — Он беспокоится о каждом из нас, и сильно. Так сильно, что даже воплотился в человека и стал одним из нас. Представляете? Создатель всего, творец галактик был рожден, как человеческое дитя, в простой семье в маленьком селении на Ближнем Востоке.

Все еще всхлипывая, она рассмеялась ему в плечо и, возможно, вымазала соплями его свитер.

— На самом деле вы в это не верите.

— Честное слово, верю!

Она снова засмеялась:

— Да вы настоящий псих!

— Не более, чем каждый человек здесь, я уверен.

Еще минуту они сидели неподвижно и молчали. Дав гневу волю, Грейнджер расслабилась. Обнимая ее, Питер чувствовал покой, исходящий от ее теплого тела, умиротворенность большую, чем он ожидал испытать, потянувшись к ней. С тех пор как Би-Джи и Северин вытаскивали его из капсулы на корабле, ни с кем его плоть не соприкасалась близко, если не считать рукопожатий. Оазианцы были тактильно сдержанны даже друг с другом. Они время от времени могли погладить кого-то по плечу рукой, затянутой в перчатку, но и только, а губ, чтобы целоваться, у них не было. И очень давно — слишком давно, пожалуй, — Питеру не случалось вот так контактировать с близким существом. Впрочем, в такой непривычной позе у него заныла спина — напряглись те мышцы, которые он редко использовал. Если не разомкнуть объятий, то он вскоре рисковал потерять равновесие. Та рука, которая дружески поддерживала ее за талию, могла внезапно принять на себя всю тяжесть его тела.

— Расскажите мне о своем папе, — попросил он.

Она выпрямилась на стуле и села поглубже, позволив ему отодвинуться без излишней нарочитости, как он и надеялся. Мельком взглянув на нее, Питер отметил, что она подурнела от плача — лицо пошло пятнами, оплыло и, как ему показалось, утратило женственность. Из вежливости он отвел взгляд, пока она вытирала глаза рукавом, поправляла прическу и вообще пыталась как-то привести себя в порядок.

— Я не очень много знаю о нем, — сказала она. — Я не видела папу с тех пор, как умерла мама. Это случилось двадцать пять лет назад. Мне тогда было пятнадцать.

Питер произвел нехитрые вычисления. Это было не самое подходящее время для комплиментов, но Грейнджер выглядела гораздо моложе сорока. Даже после бурных рыданий.