Гортензия в маленьком черном платье - читать онлайн книгу. Автор: Катрин Панколь cтр.№ 41

Жозефина поставила ногу на пол и посмотрела на свет, пробивающийся через занавеску. Настоящая девическая спаленка. Дю Геклен слез с кровати, осторожно спустив сначала передние лапы, а потом задние. Он потянулся, зевнул и направился к двери, уже зная, что мадам Менессон не оставит его без угощения.

– Ладно, встретимся внизу, давай уже беги!

Ей хотелось бы удержать его, взять за ошейник, еще поговорить, но он удрал как оглашенный. «Вот коварный изменщик», – только и успела подумать Жозефина и чуть не обиделась всерьез.

Пробегая по площадке на лестницу, он едва не задел Анжелу, уборщицу, которая зычно крикнула ему вслед: «Старичище, привет! Совсем тебя избаловали!»

Жозефина закрыла дверь, быстренько приняла душ, оделась, только не думать, только не думать, она схватила щетку для волос, нагнула голову и начала причесываться, отсчитывая движения щетки – ровно сто, – обязательная утренняя норма. При этом она наблюдала комнату кверху ногами: пыль, красная ручка на полу, карандаш под кроватью, смятые бумажные платочки, один черный носок. «А смешно так видеть жизнь наоборот, – сказала она себе, пытаясь отвлечься от тоски, которая заползала в сердце, – такое впечатление, что я подглядываю в замочную скважину». Она хватала горькие слова и запихивала назад в горло. Глотать воздух, глотать пустоту. Только не думать, вон еще карандаш под шкафом, а вот еще пыль лежит, а вон туфля валяется… туфля, вот смешное слово, туфля, туфля… Она попробовала улыбнуться, но ей не удалось разжать губы.

Филипп и Ширли. Она даже и не думала, что это может быть так больно. Или забыла. Любовь – она как нож, вонзенный в грудь.

Она пыталась тем не менее считать и чесать, считать и чесать.

Семьдесят семь, семьдесят восемь, семьдесят девять…

Сакура в цвету… Токио…

Восемьдесят пять, восемьдесят шесть, восемьдесят семь…

Она решительно приказала слезам сейчас же прекратить течь.

Девяносто четыре, девяносто пять, девяносто шесть…

Она собралась уже поднять голову, как вдруг заметила между ножкой кровати и стеной телефон. Это ее телефон? Она протиснулась под кровать и подняла его. Попробовала включить, но он не реагировал. Зарядка кончилась.

Какая, в сущности, разница?

«Единственный человек, с которым мне хочется поговорить, – это Зоэ. Она уже небось беспокоится. Я не звонила уже сколько? Не знаю. Ничего я больше не знаю. Все перемешалось в моей голове. И вообще, Зоэ теперь живет с Гаэтаном и во мне не нуждается. Она больше не нуждается во мне».

Она криво улыбнулась, удерживая желание горько расхохотаться над судьбой оставленной женщины, заброшенной матери, бедной ненужной вещи, закинутой куда-то в сторонку. Ну и что дальше? Эх…

– Уже восемь часов и по-прежнему никаких известий! – взволнованно воскликнула Зоэ. – Это очень странно! Почему она не звонит?

– Убавь звук, телевизор тебя заглушает! – сказала Гортензия.

– Сейчас будет говорить Франсуа Олланд…

– Это кто такой? Что-то знакомое.

– Олланд, президент Франции!

– А, ну да.

– Неужели ты не знала? – воскликнула Зоэ.

– Здесь никогда не говорят о Франции. Как о каком-нибудь Зимбабве во Франции. Поверни камеру так, чтобы я видела твою мордочку.

На экране появилась Зоэ. Она всплеснула руками, сказала «ку-ку», улыбнулась – на щеках появились две милые ямочки, – встряхнула медными кудрями, подула на прядь, упавшую на глаза, кудрявую спиральку в форме штопора.

– Что это у тебя за жуткий лак на ногтях? – поинтересовалась Гортензия.

– Купила вчера в «Монопри». По-моему, хорошенький.

– Не угадала.

– Сейчас речь о маме, а не о каком-то лаке! Что будем делать?

– Лак выкини в мусорное ведро. А насчет мамы, я знаю, что тебе надо делать.

На глаза Зоэ снова упала прядь, она откинула ее нетерпеливым движением.

– Нужно позвонить в полицию?

– Да нет же! Ее ведь не похитили. Ее просто преследует какой-то тип.

– Может, позвонить в университет?

– Тоже ни к чему.

– В любом случае я не знаю, кому звонить. Я не знаю, где она работает, где ночует, с кем встречается. Она ничего мне не рассказывает. Она, видимо, считает, что это меня не интересует. Как будто она меня перегрузила бы, если бы начала рассказывать о своей жизни! Да я сама виновата… ни о чем ее не спрашиваю, думаю только о себе.

– Это что ты за псалмы тут читаешь? Думаешь, ты святая Зоэ Молитвенница-за-всех-на-свете?

– Но это же чистая правда, Гортензия, мы никогда не расспрашиваем о маминой жизни. Нам кажется, что все нормально. Лишь бы была здесь и нам помогала.

– Это классическое определение детей – «неблагодарные и бессердечные существа, которые появляются на свет, чтобы портить жизнь своим родителям», потому-то я и не собираюсь их заводить! Кончай себя во всем винить, ты совершенно нормальный человек. Слушай меня: когда она уедет в следующий раз, ты поедешь с ней…

– И?..

– Ты будешь сидеть в аудитории, и когда придет этот тип, ты как ни в чем не бывало заведешь с ним разговор, порасспросишь его о том о сем.

– Ты с ума сошла!

– Это единственный способ узнать, кто он такой.

– Но я никогда на это не осмелюсь!

– А почему?

Зоэ закатила глаза к небу. Вгрызлась в заусенец на среднем пальце, вздохнула, отбросила надоедливую прядь.

– А если он выхватит нож или револьвер? Что тогда?

Она выпятила подбородок, подчеркивая серьезность вопроса, выпучила глаза, приоткрыла рот. Прядь-штопор неподвижно застыла в воздухе.

– Ты смотришь слишком много фильмов на ночь, Зоэ! Скорей всего это просто фанат ее творчества. Любит ее книжки.

– Здоровенный мужичина, который по ночам при свете свечи читает книжки Жозефины Кортес? Это ты смотришь слишком много фильмов. Я не смогу.

– Ну тогда нечего причитать, что тревожишься за маму!

– Посмотрела бы я на тебя…

– Если бы я была сейчас во Франции, я бы поехала в Лион. Поговорила бы с этим типом. И не дрейфила бы.

– Вот только ты не во Франции.

– Я приеду, и довольно скоро!

– Как это?

– Я тебе объясню. Только не сегодня, ладно?

Гортензия призадумалась, нарисовала в углу листочка рукав, потом воротник пальто, и так ей это понравилось, что она едва не заурчала от удовольствия, и вдруг спросила:

– А Гаэтан-то где?

– Он пошел погулять с приятелями. Поглядеть футбол в пабе тут, на углу.

– И оставил тебя дома одну?