Кавалер умученных Жизелей - читать онлайн книгу. Автор: Павел Козлов cтр.№ 80

Я, слава Богу, медик, и распознала истерику, начинающуюся со ступора.

– Ну что же, Оля, горе и свое у каждого есть. И давайте мы, теперь ваши русские знакомые, соотечественники. Давайте, все же, по русскому обычаю, помянем ушедших. Давайте. Андрей, открой.

Ольга, молча, принесла рюмки. Молча, выпили. Ну, я думала, вот и все.

Но, то ли оттого, что мы уедем и, наверное, навсегда; а, скорее, от полного одиночества, когда поделиться даже не с кем, а мы разделим ее боль и, может, уменьшится ее горькая доля, Ольга спокойным, ровным, усталым голосом поведала обстоятельства крушения ее дома американской мечты.

«Я уезжала; тогда многие хотели уехать. Кто за иностранца замуж выходил, кто за диссидента, которого из России выдворять собирались. А мне Саша Эпштейн попался. Он как раз начинал оформлять документы по еврейской линии, да еще и «голубой». Он согласился меня с собой взять, «а потом разбежимся».

Приехали, а разбегаться некуда. Ну, да ладно. Кантовались вместе, все нас семьей и считали. Потом он в русском издательстве начал работать, деньги появились. Мне в Москве представлялось, что выходишь в Нью-Йорке на стрит, а кругом женихи, один другого краше. И я, русская, такая желанная. Куда там. А Эпштейн, он неплохой. «Я, говорит, к тебе привык. А что вот секса нет, ты уж извиняй». Ладно, так и жили. И приехали Игорь с Олегом. Игорь при деньгах, а Олег скоро школу окончить должен. Я и говорю Игорю: «Давай Олега в колледж определим. Ты учебу оплачивать сможешь. Живет пусть у нас, все-таки родственное тепло. А я, так просто, рада буду». Игорю идея понравилась, «Я, говорит, деньгами вас обеспечу. Ты ему уют домашний. Что он в Москве все один, да один. И образование здесь получит стоящее. А там видно будет». Вот с такими планами они уехали в Россию, чтобы все документы подготовить, и язык Олегу подучить.

На деле все вышло много сложней. В колледж Олега приняли, деньги проплатили полностью. Но ведь еще надо было учиться. Несовершенный английский не позволял Олегу усваивать материал на лекциях. Наняли ему педагогов дополнительных. В общежитие предлагали его определить, чтобы в вынужденной, «отлученной» от родного языка ситуации он быстрее освоил английский, как необходимость. Но Олег не хотел с американскими ровесниками жить. Игорь деньгами обеспечивал. Я только домом занималась, старалась угодить. Эпштейн вел себя безукоризненно. Он и до этого свои любовные проблемы на стороне решал. И в окружении мы имели семейную репутацию. Так что жил Олег с нами, дома говорил на родном языке, а в колледже его прозвали «дикий русский».

У нас разница в возрасте существенная. Уехала я, когда Олег ребенком был. Так что сестра то я ему родная, но нельзя сказать, что близкий человек, как ни старайся. Игоря он любил и уважал, и тянулся, но тот все в делах. Если только посоветует что-то, и деньгами поможет. «Лучше бы я с мамой и отцом улетел тогда, в августе. И наблюдали бы мы с ними с небес, как вы тут, в муравейнике, бултыхаетесь», – вырвалось у Олега однажды. Но думать-то об этом он мог постоянно. Вы ведь знаете, что Олег родителей в Сочи проводил на самолет, и махал им с пляжа рукой, пока лайнер не обрушился в море стремительно. И Олег бросился тогда в воду, и все плыл, плыл исступленно к горизонту, пока его, обессиленного, не подобрала моторка. А родители так на дне моря и покоятся. Бедный малыш.

Правда, возмужал он здесь здорово. Игорь был не спортивный, интеллигентный, а Олег получился мачо. И в кого он такой? Дикий русский мачо. Девицы шеи сворачивали, когда проходил он, такой независимый и непонятный.

И вдруг погибает Игорь. Он заезжал к нам, потом в Луизиану поехал. Олег светился весь, когда с ним Игорь рядом. «Сейчас договор подпишу, для нас выгодный, и „Феррари“ тебе куплю, как обещал». «Бог с ним, с „Феррари“. Ты когда в Нью-Йорке обратно будешь?». «Через два дня». «У меня разговор к тебе». «Так я больше суток в Нью-Йорке на обратном пути. И все обговорим, и решим, если есть какие проблемы». Я как сейчас этот разговор слышу, мы втроем завтракали. Вот так. А потом сообщение. Опознание. Похороны. Игорь здесь, в Нью-Йорке, и похоронен. Потому что я ближайший родственник, и я гражданка США. Олег сам не свой был все время. Он и хотел бы уехать, но в целом мире только родная сестра осталась его семьей, и прах брата покоится рядом. Максим этот какие-то деньги привез. Мне на счет положил, Олегу отдельно. И сказал, что мы ему как родные, и будущее Олега он обеспечит. Но кто чего не говорит, когда сказать что-нибудь надо?

Олег остался. Но так смотрелось, будто затаился. Стал совсем немногословный и категоричный. И стал учиться, и в колледже нормально утвердился.

Раньше были разные страницы. Последняя – безумно грустная.

А эта будет гнусная. Потому что Эпштейн стал к алкоголю прикладываться, и только этого нам не хватало. Ну, я думала, попрыгает, да и успокоится.

Когда я пришла домой, то сразу испугалась, что дверь открыта, а из квартиры, то громче, то тише, доносятся какие-то стоны мучительные. Эпштейн валялся в гостиной на полу, окровавленный. Он эти звуки и производил, с трудом ворочая голову из стороны в сторону. В комнате Олега происходили какие-то активные действия и выстрелами били то русские, то английские матерные слова. Я подошла и стала в дверях.

«А, Оленька. Ты уж прости, что я твоего муженька там ухайдакал. Жалко, что не до смерти. Но мне убийствами сейчас не время заниматься. Да и жаль из-за такой мрази в тюрьму идти». Из сбивчивого рассказа нарисовалась картина. Сначала Олег не понял, с какой радости Эпштейн пришел в душевую. Олег ополаскивался после занятий, но увидев, что Эпштейн, вроде, навеселе, сказал ему миролюбиво: «Иди, Саша, я скоро выхожу». А Эпштейн стал пытаться лапать его, «хватать своими грязными руками». И успокаивать, что «всего лишь раз, Олежек, и никто не узнает». «И не унимался этот пидер гнойный, пока не вышвырнул я его, да и прибил пару раз». «Какие сволочи кругом. И ты мне его в родственники навязывала».

Я и молчала. Да что же я могла сказать бедному маленькому мальчику, своему взрослому брату. Он столько в жизни горя видел. И там, где (его уверяли, и он надеялся), еще осталось подобие родного угла, рядом жил извращенный, похотливый и подлый враг, который долго ждал своего часа.

Я только и сказала: «Куда же ты, Олег». «Найду куда. И, может, ты не виновата. И я тебе позвоню когда-нибудь».

Я отвезла Эпштейна в больницу. Сказали, что на улице нападение. Он в сознании был и сам все время эту версию повторял. Я не смотрела на него. Один раз, случайно, видела затравленный взгляд. Была пробита голова, сломаны ребра и сотрясение мозга. Не опасно для жизни. Только потом меня в госпиталь вызвали, и сказали, что нужно сдать кровь, потому что Эпштейн болен СПИДом. Это все три года назад было. С тех пор я не видела Олега. И про Эпштейна знаю, что он где-то болеет. Я съехала с квартиры, где был семейный очаг. Но мобильный у меня все тот же. Ведь он позвонит мне, мой младший брат».

Так что, Виктор Васильевич, вот история Олега Разина от Ольги. Я буду ей звонить, потому что ее откровенность не позволит мне не принимать хоть какого-то участия в ее судьбе. И Ольге свой телефон оставила. Я первая сделаю звонок и, думаю, мы будем поддерживать связь. Если какие-то новости, тут же дам знать.