Кавалер умученных Жизелей - читать онлайн книгу. Автор: Павел Козлов cтр.№ 76

– А других родственников у Разиных нет. Родители лет десять как погибли. Самолет набрал высоту и спикировал в море.

Марина замерла с устремленным на следователя взглядом. Анна Андреевна просила уточнить: «Где и когда это случилось?».

– Он вылетал из Адлера в середине августа. На небе не было ни тучки, весь пляж полон отдыхающих, – Виктор Васильевич усердно проработал материал. – Набрал высоту и рухнул. Двигатели отказали.

– А год девяноста пятый, – продолжила Анна Андреевна, слегка кивая головой в подтверждение слов.

– Да, абсолютно точно, – Гущин удивился, – А вам как известно?

– Потому что это наш Ту-154. – Анна Андреевна рассказала историю своего ясновидения. И объяснила, что откровения о будущих событиях, спонтанно ей являющиеся, научно называются «проскопия». Гущин почтительно выслушал и продолжил:

– И Олег этот Разин, с пляжа, видел, как родители улетали. Петр Ромин вспомнил.

Вербина обратилась к Марине: «Вот, значит, отчего, вам просто и легко с Олегом», – она озвучила, в чем, наконец, сама разобралась. – У вас факт трагедии, случившейся в юности, один и тот же. Тяжелая утрата. Олег потерял родителей, ты – друзей. И мысленно возвращаетесь в то же место и в тот же час. Там мысли и чувства встречаются. У вас общее прошлое. Отсюда и «русская сестричка».

– Простите. Здесь уж и без ясновидения этого очевидно, что Разин появится у вас на пути, – Гущин перевел озабоченный взгляд с Марины на Анну Андреевну, – но не таит ли это опасность для Марины?

– Ты ведь помнишь все, хорошая моя девочка? – Анна Андреевна смотрела на Марину с материнской теплотой. – Бояться надо лишь трудно поправимых ошибок, и стараться избегать их. А этот, пусть знакомый, но, к счастью, чужой тебе Олег, герой совсем не твоего романа?

– Так, знакомый слегка. Я б и не вспомнила о нем, не будь такого криминала.

– Но мне надеяться, что вы дадите знать, если что о Разине услышите?

– Я не смогу этого не сделать.

* * *

– Товарищ, или, простите, господин следователь. Как обращаются к вам посетители? – прозвучал в телефоне Гущина незнакомый женский голос.

– Смотря кто, и по какому вопросу. Да вы уж обратились. Только представьтесь, чтоб и я сориентировался.

– Вы мне карточку визитную оставили, если что вспомню. Это по убийству Елены Гусевой на Мичуринском проспекте, – голос звучал печально и глухо, возникали рваные паузы. – Меня Лариса Маркина зовут, я у Елены Ниловны компаньонкой была.

Виктор Васильевич тут же вспомнил, как в церкви, на кладбище, на поминках обращала на себя внимание эта потрясенная, безмолвная, одиноко скорбящая женщина.

– Да, Лариса, простите, не знаю, как по отчеству. Так вы что-то вспомнили?

– Васильевна. Да это все равно, – и пауза. – Я тогда диск из компьютера взяла. Голос Елены на память.

Гущин оторопел.

– Послушайте. Да, может, вы нам весь ход следствия направили неверно. Приезжайте немедленно. Нет. Я срочно к вам выезжаю. Диктуйте адрес.

* * *

Лариса Маркина жила в Раменках, почти рядом с бывшим домом Роминых. Стены комнаты украшали фотографии знаменитых балерин. Елена Гусева занимала персональную.

Гущин атаковал с порога.

– Это было сильнее меня, – просто и обреченно объяснила Маркина. – Но вышла ошибка. Это был не нужный мне диск. И я положила его на полку, и забыла за горем.

– Что значит нужный или не нужный? Вы не имели право что-либо с места происшествия брать.

– Мой диск Елена подарила мне. Вы знаете, она замечательно пела. Но только для себя. И, как исключение, записала для меня любимые романсы. Сама на пианино аккомпанировала. Это мой диск. Он мог быть в компьютере, но вышло не так.

– Какие там еще романсы?

– «Нищая» Беранже, «Гори, гори, моя звезда».

– А что же на этом? Вы слушали?

– Наверное, материалы для пьесы. Она ведь пьесу собиралась писать. Тут с Максимом беседа, он о каком-то друге рассказывает. И с персонажем мужского пола Лена разговаривает. Но все под музыку, и не поймешь ничего. Да я и не слушала. Как поняла, что диск не тот, так и отложила. Сегодня вспомнила, и сразу вам звонить.

– Эх, Лариса Васильевна, какая вы безответственная. И не привлекались, наверное, никогда. А теперь ведь повод есть. Мы и привлечем, если следствие с пути сбили.

– Это был мой диск. За такое не сажают.

– Незнание законов не освобождает от их исполнения… И наказания.

– Я честный человек. Позвонила и отдала. Прощайте.

* * *

Первая запись – разговор Елены с мужем – удалась на славу. Голоса звучали ровно. Не было ни провалов звука, ни комканья слов. Гущин отдал диск техникам, и через минимум времени распечатка лежала у него на столе.

«Так, Максим, мы договорились. Сегодня ты рассказываешь и отвечаешь на вопросы. Предельно искренне. Коротко. Ну, если надо будет что-то вспомнить, на это времени не жалко.

– Человек приехал усталый, и скоро уедет опять. И хочет радоваться близостью с супругой. А она начинает какие-то игры в воспоминания.

– Ну, давай не будет пространных воспоминаний. Я ведь начинаю работать, мне нужен материал. Это будет пьеса о тебе и обо мне. Про себя я немножечко знаю. А про тебя, чего греха таить, не все.

– Я в юности к встрече с тобой готовился.

– Да. И как это было?

– Мечтал, что женюсь на Елене Гусевой.

– И кто тебя окружал, такого, в мечты погруженного?

– Тебе, действительно, что-нибудь рассказать? Серьезно?

– Более чем.

– Ну, так слушай. Я был обыкновенный малый. Но отец вдруг решил, что меня может окружение испортить. Я уверил его, что привит от влияний извне. Да и друзей-то у меня был только один.

– И это Игорь Разин. Как жаль, что он погиб. Я хотела бы знать твоего друга.

– Мне тоже жаль.

– Слушай, а что за история вышла? Ведь, наверное, разбирались, отчего он погиб?

– Да кто там разбираться будет? Гражданин России, гостевая виза. Прокатный автомобиль. Чудовищный алкоголь в крови.

– Ты, вроде, говорил, он был непьющий?

– Был непьющим. Может и разбился, потому что, вдруг, напился. Я эту историю сильно переживал. Выходит, он все-таки был слабак. Так и отец мой думает.

– А что, кроме жалости, есть в твоих чувствах, если память воскрешает дружбу давних дней?

– Память у меня тренированная. В ней хранится история в фактах, а эмоции в архиве отсутствуют. Так что, дорогой мой психоаналитик, я примитивный пациент. Правда, сейчас во мне бушует море эмоций.