Снилось Лиде, будто стоит она на окраине какой-то деревушки,
заметенной снегом по самые крыши малочисленных низкорослых домишек. Стоит и
смотрит, как солнце – дымно-розоватое, лишь чуть-чуть окрашенное золотом –
медленно опускается за темно-синюю зубчатую тень дальнего леса. И вот ей
чудится, будто из леса выметнулись два каких-то красноватых пятна. И скоро она
понимает, что это никакие не пятна, что она и впрямь видит двух волчиц
ярко-красного цвета. Почему-то Лида уверена, что это именно волчицы – не волки,
не лисицы. Хотя она никогда в жизни не видела красных волчиц, а все же убеждена
в этом.
Какое-то время волчицы то проваливаются в сугробы, то
выскакивают из них, но постепенно они все же приближаются к окраинному домику.
И вот уже близок его почти заметенный плетень. Вдруг окно домика разбивается
вдребезги – бесшумно, пугающе летят в стороны осколки стекла, – и на снег,
вышибив мощной грудью ветхую оконницу, выпрыгивает большой серый волк. Волчицы
от неожиданности замирают, а он какое-то мгновение глядит на них исподлобья,
потом резко отворачивается и кидается прочь, к закраине леса, которая темнеет
далеко позади дома. Он мчится, словно не касаясь сугробов, а волчицы и шагу
сделать не могут, потому что тонут в снегу, вязнут в нем.
А между тем солнце садится, мгновенно падают сумерки. И
серая тень тает в них. И тогда одна из волчиц садится на лапы, задирает морду к
белому серпику молодого месяца, который вдруг четко проглянул на почерневшем
небе, и начинает выть. А другая просто ложится на снег, сворачивается клубком –
да так и лежит, несмотря на то, что поднявшаяся поземка заметает ее, заметает с
головой…
Лида проснулась с таким сердцебиением, что села и какое-то
время давила руками на грудь, словно боялась: вот сейчас сердце выскочит,
выскочит…
Ничего, обошлось. Перевела дух, легла на спину, выпростав
руки поверх одеяла и пытаясь успокоиться.
Сон как сон, ничего в нем нет страшного. Даже очень красивый
сон, хотя и мрачновато-фантастический такой, в стиле не то Фарли Моуэта, не то
Джека Лондона. Однако антураж вполне родимый, деревенька уж такая а-ля рюс, что
дальше некуда! Причем полное впечатление, что Лида уже видела раньше эти
закраины леса, похожие на крылья огромной птицы, и эту беспорядочную россыпь
домиков видела…
Она уже начала задремывать вновь, когда вдруг вспомнила, что
приснилась-то ей, оказывается, деревня, где стоял теткин дом. Лида получила его
после теткиной смерти. Деревня называлась смешно – Авдюшкино, и последний раз
Лида там была уже глубокой осенью, после первых заморозков, когда ездила
насобирать калины.
С чего бы это вдруг ей приснился старый дом? И какие-то
волчицы – красные, фантастические… И серый волк… Серый…
Она вдруг вскочила, еще не вполне осознав, что собирается
сделать. Кинулась в коридор, зажгла свет, открыла нишу, где на гвоздиках,
вбитых в изнанку дверцы, висели все ключи: запасные от квартиры и от почтового
ящика, а также ключи от подвала, от чердака, еще какие-то старые, просто так,
на всякий случай, оставленные еще теткой… На каждом гвоздике была заботливо
наколота бумажечка с соответствующей надписью: «Чердак», «Подвал», «Почта».
Была здесь и бумажка с надписью: «Авдюшкино». Однако ничего, кроме бумажки, на
гвозде не оказалось. Ключ от деревенского дома исчез.
19–20 декабря 2002 года
– Так, прогоняем следующую сцену. Марютка роняет спицу,
лезет под стол и видит, что вместо сапог у женихов копыта. Таращит на них глаза
– ее лицо надо показать крупно, поэтому ты, Капитонов, вон там заляжешь и
будешь караулить, понял? Потом она выбирается из-под стола и снова садится со
всеми с таким видом, словно палку проглотила. Толкает в бок сестру…
– Не получится, Лола сидит с той стороны стола.
– Забыли имена! Сколько раз говорить – забыли свои имена!
Оставили их за дверью, потеряли, выкинули вон! Не Лола, а…
– Варя, Варя, успокойся, Саныч. Варьку-то ты с той стороны
стола посадил!
– Да? Правда. Ошибочка вышла. Переползай, Варюха, к Марютке
и прялку прихвати.
– Саныч, бога ради, давай я лучше буду вязать, а? У меня
веретено в пальцах не поворачивается!
– А ты его крепче держи – и повернется.
– Да ну его на хрен, я и так все ногти себе об эту куделю
поломала. Давай я буду спицами вязать, а прядет пускай Марютка, у нее все равно
ногти обгрызенные.
– Да ради бога, мне без разницы…
– Как это без разницы?! И что? Что она должна ронять?
Веретено?
– А почему бы и нет?
– А за ним вся эта хренотень с прялки не потянется? Куделя
или как ее там? Лида! Лидочек, ты меня слышишь? Эй, где автор? А, вижу. Слушай,
как там по всем вашим фольклорным законам? Прялка может уронить веретено?
Бли-ин… В смысле, пряха может его уронить – без ущерба для творческого
процесса?
Лида качнула головой:
– Не получится. Веретено не упадет – повиснет на нитке.
Поэтому спицы останутся у Марютки.
– Ребята, ну если нельзя спицами, можно, я хоть крючком буду
плести? Какую-нибудь салфеточку, а? – со слезами в голосе простонала Лола, она
же Варя.