Поцелуй с дальним прицелом - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 77

– De mortuis nihil nisi bene, о мертвых ничего, кроме хорошего, – как-то раз сказал он.

Конечно! Но Анна этого хорошего не стоит!

Этого я ему не сказала и продолжала злословить об Анне. И вот как-то раз Ламартин не выдержал:

– Подумай о своем отце, Викки. Мало того, что его жена изменяла ему – от этого не застрахован, я полагаю, ни один мужчина на свете. Но если следствие остановится на версии самоубийства, твой отец до конца дней своих будет страдать от мысли, что Анна предпочла смерть жизни с ним!

Я опешила. Под таким углом я на случившееся не смотрела… И замолчала, и больше не тревожила ни отца, ни мужа своими рассуждениями о самоубийстве Анны. Тем паче что следствие внезапно сделало крутой поворот и наконец-то констатировало смерть от… отравления амигдалином.

Амигдалин – это та же синильная кислота. Она кроется в косточках миндаля, абрикосов, вишен, некоторых видов слив. Решили, что любовники отравились вином, остатки которого нашли в комнате. Это был мараскин – белый крепкий ликер из далматинской вишни, который используют для ароматизации кулинарных изделий, для коктейлей, но в чистом виде почти не пьют – он слишком приторный, с горчинкой. Однако именно мараскин, судя по всему, пили Анна и Максим в этот последний вечер своей жизни, прежде чем лечь в постель и предаться своей смертельной любви.

Пришли к выводу, что мараскин был неправильно приготовлен, что экстракт косточек этой самой далматинской вишни оказался плохо очищен, в нем содержалось избыточно много амигдалина. Выпитый в малых дозах, ликер не был бы опасен, но в тех, которые приняли Анна и Максим, кислота и вызвала сердечный спазм.

Я только плечами пожала, услышав такое заключение. В нем все было притянуто за уши! Даже я, ровно ничего не понимающая ни в химии, ни в судебной медицине, отчетливо понимала это. С чего бы это Анна, которая в жизни ничего не пила, кроме белого «Шабли», вдруг принялась за омерзительный мараскин? Ну, это ладно, это еще как-то можно объяснить: как говорила моя бабушка, захотелось барыньке вонючей говядинки. Но почему же никаких следов яда не было найдено в организмах любовников сразу после вскрытия? Отчего умерли они от сердечного спазма, а не от паралича дыхания, который наступает при отравлении синильной кислотой?

Робер на мои вопросы неохотно ответил, что следы амигдалина все же нашли в трупах, однако следствию сначала показалось, что яду слишком мало, чтобы употребление его могло повлечь за собой смерть.

«Что же, количество его со временем увеличилось, что ли?!» – с трудом удержалась я, чтобы не съязвить. Пожалела отца, устыдилась мужа – смолчала…

Мы вообще все молчали и никак не обсуждали этот странный вывод следствия. Отец был освобожден от судебного преследования за недостатком улик. По сути, на нем оставалось клеймо возможного преступника, однако куда больше его заботило, что теперь Анну можно похоронить по православному обряду.

По правилам французского дознания, трупы должны были оставаться в судебном морге до тех пор, пока не закончено следствие. Но теперь было получено разрешение на погребение, и родственники могли забрать своих покойников. Правда, прошло еще не менее месяца разных бюрократических проволочек (боже мой, почему считается, что Россия страна бюрократов? Поезжайте во Францию, и вы будете сражены наповал!), прежде чем окончательно оформились все документы и тела могли быть преданы земле.

Разумеется, похороны Анны и Максима состоялись в разные дни и в разных местах. Преступным любовникам удалось умереть в одной постели, но после смерти их телам предстояло лежать довольно далеко друг от друга. Повторить участь Тристана и Изольды у них не получилось… даже если бы и выросли из их могил кусты красных и белых роз, как в той дивной сказке, все равно им не удалось бы дотянуться ветвями от кладбища Сент-Женевьев-де-Буа, где похоронили Анну (в ту пору эмигрантов из России там хоронили еще нечасто, лишь спустя несколько лет обитателям русского дома для престарелых, открытого в этом местечке под Парижем, предстояло сделаться многочисленными насельниками кладбища Сент-Женевьев и прославить его своими именами), до кладбища Пер-Лашез, где обрел свое последнее пристанище Максим.

Именно там, на его похоронах, мы вновь встретились с Мией.

Вот тебе, девушка, и Юрьев день…

Так, теперь понятно, почему Жаклин и Жильберу тошно говорить о кузене и почему они называют его смешным детским прозвищем. Да потому, что им прекрасно известно, с чем связано его взрослое, его подлинное имя!

Очень мило, очень трогательно. Вице-мэр и его жена покрывают разыскиваемого Интерполом преступника. Как выразилась бы Марина, c’est trиs mignon![28]

С другой стороны, Жильбер не только вице-мэр, но и бывший корсиканский террорист, так что…

Нет, ну на самом деле – все это было бы смешно, когда бы не было так грустно!

Смешнее всего, что Алёна какое-то время еще продолжала бежать вперед, хотя любая нормальная, здравомыслящая женщина после такого судьбоносного открытия повернула бы назад и опрометью бросилась в ближайший полицейский участок. А впрочем, если ей нужен полицейский участок, то поворачивать бессмысленно: комиссариат находится не в Мулене, а именно что в Тоннеруа, в направлении которого она держит путь и куда с утра пораньше промчался велосипедист в черной майке, виденный ею на перевале.

Кто это был? Дени Морт, не подозревающий, что на него открыта охота? Или Никита Шершнев, уже готовый к работе, знающий, что этим утром Морт непременно отправится на велосипедную прогулку, – кстати, откуда знающий? У него что, есть здесь информаторы, или он просто выслеживал жертву, как и подобает охотнику? – и потому убравший предупреждающие об опасности дорожные знаки… Кстати, а зачем? Уроженцу этих мест, Дени Морту прекрасно известно, какие в окрестностях дороги. Это киллёр Шершнев должен сначала изучать местность, а киллёру Морту она знакома с детства! Да и вообще – ну что такое убранные знаки? Ладно, предположим, Морта занесло бы на внезапном повороте, не справился с управлением, упал с велосипеда. Ну и что? Встал и поехал дальше или пошел обратно, ведя велосипед, так сказать, в поводу, если тот сломался. Или предполагалось, что он упадет, сломает ногу и будет лежать беспомощно, облегчая труд Шершнева, который подойдет к нему и выстрелит в голову… или не в голову, а куда он там стреляет – предположительно какой-нибудь ампулой с лекарством, которое вызывает пресловутый сердечный спазм?