Глупа я тогда была, вот что. Я была глупа, а он-то как раз
умен, он все слышал и все правильно понимал: это было признание не для него, а
для юного дурачка Максима, чтобы не обольщался: нет, не его так пылко любит
Анна, а лишь пытается с его помощью уцепиться за исчезающую, тающую с каждым
днем молодость и красоту!
Но для меня, повторяю, в то время все это было слишком
сложно. Знала я только одно: оставаться близ Анны и Никиты больше немыслимо.
Тогда я испытывала к ней вполне естественное омерзение… правда, к нему
примешивалось иное, не очень-то понятное мне чувство. Только потом, по
истечении многих лет, когда я уже обрела житейскую мудрость и у меня появилось
время размышлять о происходящем, а не просто глотать жизнь открытым ртом, я
нашла определение этому чувству. Зависть, зависть – вот что это такое было! И
не только потому я Анне завидовала, что Никита любил ее до безумия, а потому,
что животная сторона ее жизни, которую я, на беду свою, подглядела, нисколько
не трогала, не унижала утонченности ее образа, и она продолжала оставаться той
же королевой, какой была.
Но уж я-то служить этой королеве больше не желала, никогда,
ни за что! Я отреклась и от Анны, и от Никиты. Поэтому в «Черную шаль» я не
ступала ни ногой, даже с отцом почти не встречалась. Тому, кстати, сыскался
очень приличный предлог: я нашла-таки себе работу.
Вернее, это она нашла меня.
Франция, Бургундия, Мулен-он-Тоннеруа
Наши дни
Несмотря на то что змея совершенно определенно сулила
недоброе, день выдался вполне приличный. Даже тучи, затягивавшие небо весь
вчерашний день и еще не разошедшиеся утром, к полудню начали таять, а уж к пяти
часам солнце сияло вовсю, и все так заиграло, так засверкало вокруг, что Алёне
беспрестанно лезла на ум дурацкая фраза из какой-то давнишней телепередачи:
«Чудилось, вся природа радовалась наступлению этого дня!» В принципе фраза
принадлежала к прошлой жизни и относилась к какому-то пролетарскому празднику,
однако с нее вполне можно было снести пыль времен и приспособить ко дню
нынешнему, а именно – к 14 июля, когда французы упоенно празднуют День
независимости, День взятия Бастилии, день, после которого Франция из абсолютной
монархии начала неудержимо превращаться в республику. Сейчас были совершенно
забыты кровавые жертвы этого пути – вся нация со свойственной ей увлеченностью
предавалась общему ликованию.
– Мы здесь как раз в прошлом году отдыхали на 14 июля и
успели со всеми познакомиться, – говорила Марина, когда они с Алёной шли к
зданию бывшей мэрии Мулена, где должна была состояться небольшая праздничная
вечеринка всех сельчан. В кильватере следовал Морис с инфантой в
колясочке. – На самом деле в деревне живет совсем мало народу, но многие
жители окрестных городов, парижане и даже иностранцы понакупили здесь дома и
приезжают на уик-энды или праздники. Труди и Марк вообще живут полгода в
Сан-Франциско, а полгода здесь, хоть они и не французы: Труди – голландка, а
Марк – поляк. Они очень милые, да тут вообще все страшно милые и любезные.
Особенно мне нравится их вице-мэр, Жильбер. Но самое смешное, что он –
корсиканец, принадлежал даже к их экстремистской партии «Корсика Нацьон»…
– Террорист? – сделала страшные глаза Алёна.
– Нет, ну разве что в прошлом. А сейчас он совершенно
остепенился, увлекся сельским хозяйством и стал даже больше бургундцем, чем его
жена Жаклин, она из местных. Тоже очень славная. Кстати, в приданое Жильберу
она принесла все эти поля, мимо которых вы сегодня бегали. В страду, говорят,
Жильбер там днюет и ночует, как и положено крестьянину. Жильбер и Жаклин всю
тусовку сегодняшнюю и организовали. Ух ты, сколько народищу, не то что в
прошлом году!
«Народищу» в просторном дворе старой мэрии было человек
пятьдесят, но, видимо, для Мулена это оказался абсолютный рекорд. Алёна с
любопытством пялилась на бургундских крестьян, которые выглядели не слабее
знакомых ей парижан. Одежда, прикид, прически… Алёна порадовалась, что
послушалась Марину, накрасилась и надела свое самое козырное платьице,
купленное как раз накануне отъезда на распродаже в любимом магазинчике «Буртон»
на бульваре Осман, рядом с Галери Лафайет. Платьице – собственно, модненький в
этом сезоне сарафанчик бордовый в белый горошек – было очень открытое:
настолько, что белое кружево ажурного лифчика то и дело кокетливо выглядывало
из декольте, а уж бретельки-то и вовсе лезли наружу. Жаль, что не успела найти
подходящий бордовый лифчик, белый уж слишком бросается в глаза, а впрочем, это
при нынешней моде – вроде бы самое обычное дело. Поэтому Алёна в конце концов
перестала нервно поправлять платье и предоставила всем окружающим возможность
любоваться своим нижним бельем. В конце концов, оно было великолепное, да и
грудь тоже недурна. А уж ноги-то!.. Здешним осадистым и довольно-таки
коротконогим дамам такие и не снились!
Честно говоря, по-настоящему привлекательной была среди них
только какая-то девуля лет пятнадцати – из числа тех, которых Алёна называла
«Умри, Голливуд!». Этот бело-розовый фарфоровый ангелочек был прирожденным разбивателем
юношеских сердец и делал это с откровенным, чистым, нескрываемым удовольствием.
Сначала Алёне показалось, что разбиты два сердца, но потом она поняла, что
все-таки одно, потому что одному из двух увивавшихся вокруг нее мальчишек
красотка никакого внимания не оказывала, а другому, наоборот, даже очень везло
на взгляды и улыбки! Впрочем, первый мальчишка был угрюм и рыжеволос, вдобавок
напялил на себя немыслимо широкие и неуклюжие бермуды, которые небось и самого
Алена Делона изуродовать способны, а второй именно что напоминал Алена Делона в
его лучшую пору, и рядом с этим веселым очаровашкой у хмурого рыжего не было
никаких шансов. Почему-то при взгляде на этот милый сельский треугольник Алёна
вспомнила другой, который имел место быть в этом самом Мулене четверть века
назад, когда известный ей Бертран и номинально известный Дени Морт соперничали
из-за вовсе неведомой Арьян, а она, такая-сякая, предпочла Морта, разбив этим
сердце Бертрана… Вот и этот ангелочек определенно разобьет сердце рыжего дурачка
в полные и окончательные дребезги, если он не перестанет таскать свои
кретинские бермуды и не наденет такие же обливающие ноги джинсы, какие были на
длинноногом подобии Делона.
А впрочем, молодость всегда красива. Можно спорить, все
окружающие бургундки были в свое время так же обворожительны, как эта
девчоночка, а вы поглядите на них теперь!.. Лишь для таких редкостных особей,
как русская писательница Алёна Дмитриева, которая не устает совершенствовать
свою красоту, свое время не минует никогда – а потому совершенно неудивительно,
что все окружающие так и пялятся на нее.