Взгляд медузы - читать онлайн книгу. Автор: Сильви Жермен cтр.№ 42

Вновь показалась земля. Появились черные проталины. Снег стал ноздреватый, рыхлый. И некрасивый, грязный. Запоздалый возврат зимы продлился недолго. Весна твердой рукой восстанавливает свои права на земле.

На наличнике окна тонкая полоска снега, еще не тронутого дождиком. Туда прилетел воробей. Он прыгает по окну в поисках чудом сохранившегося семечка или случайной крошки. И оставляет на снегу звездочки-следы.

Вдруг воробей взлетает, и вот его уже нету. Его испугала тень, появившаяся за окном. Воробьи боятся теней — часто случается, что такая тень резко падает, и у нее оказываются когти и острый клюв. Но это всего лишь человек ходит за окном, он не опасен. Нет оснований бояться человека, который приближается, как этот вот, к окну и, по всему похоже, подойдя к нему, тотчас же отойдет.

Человек этот высок и худ. Его лицо в морщинах и морщинках, похожих на следы, оставленные лапками воробья на снегу. У него черные глаза, но взгляд их исполнен такой грусти и смирения, главным образом смирения, что чернота их кажется прозрачной. Как чернила, что поблескивают на дне чернильницы, тая слова, которые еще не сумели отыскать из-за отсутствия терпения, внимания или, пожалуй, из боязни, а может, из стыдливости.

И волосы у него тоже черные и очень коротко пострижены. Возраст коснулся только лица этого человека, не затронув ни единого волоска, что создает резкий контраст, придающий его лицу странное выражение.

Человек смотрит, как идет дождь, принесенный западным ветром. В здешних местах тучи всегда приходят с запада, гонимые ветрами с Атлантики. И сегодня кажется, будто океан бросил на штурм земли бесчисленные воинства серых туч. День пасмурный, безжизненный и безвкусный. Пока еще нагие ветви деревьев раскачиваются под ветром, хлопают ставни, водосточные трубы журчат, как весенние ручьи. Человек закуривает сигарету.

Комната, в которой он находится, низкая, это пристройка. Даже в погожие, солнечные дни в ней темно, она выходит на север. Из окна видны ореховый куст и несколько кустов смородины. Сережки на орешнике едва раскрылись, и между их серовато-зелеными чешуйками угадывается золотистая пыльца, которую вскорости ветер разнесет повсюду. Куст этот молодой, но чахлый, плохо растет; ему не хватает солнца, которое почти не заглядывает сюда. Воробей нашел убежище под смородиной. Несколько смородиновых кустов образуют нечто вроде живой изгороди вокруг десятиметрового бетонного столба. Он служит опорой большой поворотной антенне.

Затянувшись в последний раз, человек открывает окно и выбрасывает окурок. Испуганный воробей быстро упрыгивает к бетонному столбу. Человек протягивает обе руки под дождь, потом мокрыми пальцами трет себе виски. Закрывает окно, возвращается к столу и садится.

На столе нет ни цветов, ни безделушек, вообще ничего, что можно было бы счесть украшением. Убранство его такое же строгое, как и всей комнаты. Это не тот стол, за которым едят или пишут и читают, и это не верстак любителя мастерить. Это стол, на котором находится аппаратура для радиоприема и радиовызовов. Стол для разговора на расстоянии, стол, на котором сходятся безликие голоса, за которым принимают слова, прилетевшие, быть может, с другого конца света. Стол многоголосого одиночества.

За те долгие годы, что Иасинт Добинье является страстным радиолюбителем, он сумел поймать тысячи и тысячи голосов. Беленые стены его каморки увешаны почтовыми карточками, присланными со всех концов света его бесчисленными радиопартнерами, мужчинами и женщинами самых разных возрастов. А на потолке находится карта мира; она приклеена там, потому что на стенах из-за почтовых открыток для нее нет места. Потолок наклонный, и потому Иасинту не приходится слишком задирать голову, чтобы взглянуть на оба полушария. Единственный предмет мебели в каморке — шкаф, где Иасинт хранит часть корреспонденции, не нашедшую места на стенах, и журналы, в которые он аккуратно записывает все данные о радиопереговорах, включая день, час, содержание и позывные партнера. Иасинт по натуре чрезвычайно педантичен. Он непрестанно что-то записывает, классифицирует, помещает в архив. Скрупулезность и дисциплина, которые присущи и его радиолюбительским занятиям, служат ему точкой опоры и связью с жизнью. Качества эти, превратившиеся уже в чистый автоматизм, являются для него еще и защитой. Защитой психического равновесия, уже много лет как поколебленного меланхолией, защитой рассудка, оказавшегося жертвой постоянной неуверенности, своеобразного душевного испуга и готового в любой момент развеяться в пустоте. Иными словами, готового отказаться быть, существовать.

А началось все это с простой любознательности и удовольствия, которое он получал, занявшись коротковолновым радиолюбительством. Ему вдруг открылся мир, причем самым неожиданным образом. Уроженец и узник унылой и малонаселенной провинции, человек по характеру робкий и молчаливый, для которого малейший шаг в сторону другого человека был мучителен, он внезапно открыл дверь в мир и к другим людям, шаг как раз по своей мерке и склонностям. Он, человек малозначительный и малоинтересный, затерянный в краю болот, изобильном лишь птицами, туманами да старинными легендами, благодаря волшебным возможностям, что давали ему радиоволны, приобщился к своему времени. Он ловил голоса, множество голосов своих современников, рассеянных по всему свету. Он ловил голоса, слова и дыхание своих ближних, пусть даже живущих в страшной дали от него. Стал членом огромного братства — братства звучащих голосов, голосов и ничего более. Беседовал с безликими и бестелесными голосами, разве что иногда ради собственного удовольствия пытался представить, как выглядят их обладатели. И когда он посылал и принимал радиопослания, ему больше всего нравилось это смешение реального и воображаемого, сращение техники и мечты. Долгие годы Иасинт не прекращал совершенствовать свое мастерство и расширять сеть корреспондентов. С некоторыми из них, обладавшими сходным образом мыслей или одинаковыми литературными пристрастиями, он даже заочно подружился.

Большинство разговоров велось на английском языке, которым он владел в совершенстве. Люси была права, назвав как-то английский языком «дальних далей», потому что ее друг Лу-Фе тоже решил учить его, чтобы иметь возможность читать книги и журналы по астрономии. Для Иасинта английский тоже был языком «дальних далей», но, правда, не звездных, как думала маленькая Люси, а просто-напросто — хотя и не менее таинственным образом — языком звездных пылинок — тех мужчин и женщин, с которыми он вел разговоры. Звездных пылинок, упавших на землю и поблескивающих там, где им определила быть судьба. Иасинт ловил шепот звезд, людские слова и отвечал им.

Английский, который Иасинт поначалу изучал по необходимости, стал языком его души. Не потому, что он открывал ему более широкое поприще общения, а по причине его связанности с качествами, присущими этому общению. На нем велся диалог без конфликтов, без страданий, поскольку сводился он к одному лишь голосу и потому в нем не присутствовали ни жесткость, ни насмешливость, ни тем паче презрительность взгляда. Иасинт никогда не был способен выдержать взгляд собеседника и оттого, когда с кем-нибудь разговаривал, смотрел чуть в сторону, отводя глаза. А по-английски он разговаривал на расстоянии, сидя один в своей каморке. Так что английский был для него вечным закадровым голосом с самыми разными интонациями и акцентами. Голосом извне, голосом далей. Голосом людей невидимых, а потому безопасным.