День десятый
Я просыпаюсь с чувством свободы.
Сегодня только половина дня. Мы занимаемся медитацией утром, а затем «нарушаем молчание». Зомби оживают и из осознанных ходячих мертвецов снова становятся нормальными людьми. Кажется, что можно увидеть, как румянец снова появляется на их щеках.
Очень интересно общаться с людьми, про которых во время молчания успел придумать довольно мудреные истории. Оказывается, они нормальные люди. Я обедаю с довольно милой немецкой дамой, которая признается, что пару раз звонила своим детям. Также за столом сидит мужчина средних лет, он говорит, что приехал сюда хохмы ради, но ему очень понравилось.
Ко мне подходит один из азиатов. Он по-спортивному подтянут и хорош собой. Глядя на него последние дни, я был уверен, что он суровый и серьезный, но оказалось, что он невероятно дружелюбный. Он говорит мне, что для него «было честью» оказаться рядом со мной на метта, когда я плакал. Эта фраза вызывает целую бурю разных чувств от благодарности до стыда. Я что-то мямлю и спасаюсь бегством.
Учителя предупреждали нас, что реальный мир после 10 дней молчания может показаться оглушительно громким, но уезжая, из Спирит-Рок, в такси я включаю телефон и открываю электронную почту скорее с любопытством, чем с ужасом. Я приезжаю к своей сестре, и мне приятно слышать визги ее детей. В самолете я жадно смотрю с телефона телепередачи. Привычки обычной жизни возвращаются с невероятной скоростью. Ретрит был одним из самых важных событий в моей жизни, и все же я ждал, когда он закончится.
На 10 % счастливее
Я понял, что моя карьера на телевидении сделала крутой поворот, когда обнаружил, что читаю с телесуфлера следующее: «А сейчас история парализованного кенгуру по имени Ирвин…» На экране появляется женщина, держащая на руках несчастное сумчатое животное, одетое в рубашку, галстук и пиджак. В этот момент я с наигранным весельем выпаливаю: «Мне нравится новый костюм Ирвина! Он настоящий щеголь!» Я улыбался в камеру, но внутри мое эго шептало: «Ты астрономический неудачник».
Это был наглядный пример буддистского понятия «страдание», который можно было бы перевести приблизительно так: «Будь осторожен в своих желаниях».
* * *
Вечером в пятницу, вскоре после ретрита, в мой кабинет вошел необычно веселый Дэвид Уэстин, пожал мне руку и предложил работу ведущего программы «Доброе утро, Америка» по выходным.
Я был окрылен и охвачен ликованием. Уже не один месяц я беспокоился о своем месте в службе новостей и своем будущем. И все это наконец в прошлом, мои проблемы решены. Это успех!
Однако, согласно последовательности событий, заложенной самим Буддой, удовольствие быстро закончилось. Вечером в воскресенье, то есть через два дня, я прочесывал Интернет, и наткнулся на следующий заголовок на сайте Нью-Йорк Таймс: «Глава ABC News уходит в отставку».
Огромная волна «прапанча»: «Секундочку, человек, который предложил мне повышение, уходит? Он знал об этом, когда приходил ко мне? Значит ли это, что предложение неактуально? А если я не буду нравиться тому, кто его заменит? Чем это может для меня обернуться?»
В понедельник утром я первым делом выяснил у старшего начальства подробности и узнал, что – Уэстин останется президентом еще несколько месяцев, и его предложение действительно. Это означало, что пришло время обсуждать условия нового контракта, и этот процесс также означал какие-то непредвиденные трудности.
Сперва я попросил начальство после перехода в утреннюю передачу сохраниь текущее место в воскресных «Мировых новостях». Ответ пришел немедленно: нет. Я не был удивлен. Но потом возникли подробности, которые меня ошеломили.
Когда мне предложили утреннюю передачу «Доброе утро, Америка», подразумевалось, что я попаду на место Джорджа Стефанопулоса. Его самого в результате рокировки Чарли Гибсона и Дайаны Сойер поставили соведущим на будничные выпуски этой же программы.
Однако, когда я попытался включить это отдельным пунктом в новый контракт, начальники его отклонили. «Замещение» ведущего, как это называлось, было для меня очень важным. Если я собирался покинуть место в уважаемых вечерних новостях и перейти в шаткий мир дневного телевидения, мне хотелось знать, что это будет дорогой к чему-то большему. Я нажал на тормоза. Мы с «Пятым этажом» зашли в тупик.
Несколько недель ничего не происходило, а потом Джим Мерфи, исполнительный продюсер «Доброе утро, Америка», пригласил меня на встречу, пытаясь нарушить молчание. Мерфи (все называли его по фамилии) работал исполнительным продюсером уже несколько лет, и я был к нему расположен. Он был высоким импозантным мужчиной с зачесанными назад седеющими волосами, короткой бородкой и хорошим вкусом к сигаретам, алкоголю и саркастическому юмору.
Я сел напротив него в его кабинете с видом на Центр Линкольна, готовый к тому, что Мерфи будет уговаривать меня не биться за постоянное место. Я думал, он скажет, что замена Джорджа не так важна, как я считаю, или они согласятся на мой вариант, просто не будут писать его в контракте. Но он пошел другим путем.
– Могу ли я сказать тебе кое-что как друг? Просто я знаю, – сказал он как бы по секрету, – что ты в отличие от большинства людей не примешь это слишком близко к сердцу.
– Конечно, – ответил я, изображая полное спокойствие.
– Тебя никогда не сделают ведущим новостей по будням, – сказал он с такой легкостью, от которой у меня упало сердце. – У тебя не та внешность, и голос слишком резкий.
Он поставил меня в странное положение. Пообещав ему принять любую новость, не принимая ее слишком близко, я не имел права вспыхнуть после того, как он убил мою мечту. Поэтому я постарался не выглядеть убитым.
Мы закончили разговор, и я на ватных ногах вывалился из его кабинета.
* * *
Мое общение с начальниками было, мягко говоря, обескураживающим, но зато я внезапно понял, как нужно разговаривать о медитации и не выглядеть чокнутым.
То, что я пропал во время ретрита на 10 дней без каких-либо средств связи, конечно, вызвало много вопросов. В итоге стало известно, что я медитировал, и пришлось много кому рассказывать о моей новой практике.
Поначалу эти разговоры были не так хороши. На ежегодной семейной вечеринке возле бассейна через несколько недель после возвращения из Калифорнии отец нарочито рассказал мне историю о каких-то своих знакомых, которые недавно открыли для себя медитацию и в результате стали «ну совсем безнадежными». Потом он настороженно спросил: «И что, ты теперь буддист?» Я в ответ только промычал что-то невнятное.
Среди более многочисленной группы моих приятелей ретрит вызывал не менее скептические вопросы. «Еще раз… чем ты занимался в отпуске?» – спрашивали они. Подтекст, очевидно, всегда был один и тот же – «То есть попал в секту, да?» Я был уверен, что они думали то же, что и я на их месте: нормальный парень дожил до среднего возраста и начал заниматься какой-то странной духовностью.