– Исаия… – Антуан снизошел до того, чтобы посмотреть на
меня. – Сходи к повару, погляди на курочку…
От очередного визита на кухню меня избавило появление
поваренка. Отваренная с имбирем, а потом зажаренная с медовой подливкой курица
золотилась на блюде, окруженная ломтиками репки и горкой картошки.
Антуан заерзал в кресле. Я воспользовался паузой, чтобы
отойти в сторонку и присесть за общий стол среди пассажиров второго класса. Наш
дилижанс остановился на ночь на постоялом дворе – то ли дорога здесь, вблизи от
бандитского края, Швейцарии, слыла небезопасной, то ли просто кучера утомились.
– Гляжу, жид, он тебя весь вечер тиранит, – с сочувствием
сказал усатый плотный мужик, методично надирающийся пивом. – На… глотни.
Он подвинул ко мне уже заказанную, но еще нетронутую кружку.
Секунду я размышлял, стоит ли обижаться на «жида», и решил, что не стоит.
Во-первых, настоящий иудей стерпел бы, а во-вторых, обижать меня не собирались
– судя по акценту, сердобольный любитель пива был откуда-то из Богемии, там
иудеев называют жидами, не вкладывая в слово ничего обидного.
– Спасибо, добрый человек, – сказал я, принимая кружку.
Пиво было крепким, темным, подогретым по случаю холодной
погоды. За маленькими оконцами в полутьме уже кружили первые снежинки.
– Неужто отец? – спросил богемец с интересом.
– Папочка, – с должной почтительностью ответил я. – Он
прихворнул в дороге, вот и… немножко нервничает.
Против удивления, богемец не стал насмехаться:
– Родителей надо уважать, это верно. Все такими будем… не
приведи Сестра. Как тебя там… Исаия?
– Да, уважаемый.
– Пивичко. – Он протянул мне крепкую руку. На ладони не
хватало двух пальцев, и он тут же разъяснил: – Сапером я был. В преторианских
частях служил Державе. Как-то потерял…
– Вражьей миной?
– Нет… по дурости. – Пивичко поморщился. – Пошутить решили,
заложили заряд под дом с гулящими девками. Небольшой… чтоб тряхнуло. Наш
командир там как раз развлекался и по этому случаю нас всех взашей выгнал.
– И взрывом пальцы оторвало? – продолжал я расспрос.
– Если б взрывом… – Пивичко поморщился. – Мечом отсек. Обделался
он с перепугу, в самый интересный момент. Так что отыгрался на нас.
Впрочем, мрачность недолго пребывала на его лице:
– Ничего. Говорят, он до сих пор с женщинами дела иметь не
может. Как заберется с кем-то в кровать – так и пачкает исподнее!
Громко захохотав, Пивичко сдвинул со мной тяжелую глиняную
кружку.
– Давай, жид. Восславим… ты в Сестру-то веруешь?
– Как можно! – Я тряхнул пейсами. – У нас своя вера,
любезнейший!
– Значит, правильный иудей, – довольно произнес Пивичко. – Я
так сразу и подумал. Я, брат, правильных жидов сразу вижу! Ну так давай Державу
восславим. Прозит!
Мы чокнулись кружками.
– Исаия! – тревожно позвал Антуан, восседая за своим
персональным столом. – Мальчик мой, ты пьешь пиво? Откуда ты взял это пиво?
– Я его угостил, уважаемый, – ответил Пивичко, стирая пену с
усов. – Вроде как обычаи ваши дозволяют?
– Ему еще рано пить пиво! – упорствовал Антуан.
– Да ему своих детей пора к пиву приучать! – возразил
Пивичко.
– А кто платит за пиво? – подозрительно спросил Антуан,
обгладывая крылышко.
– Я. – Пивичко подмигнул мне.
– Ну… тогда пей, пей, Исаия. Только дай мне попробовать, не
слишком ли крепкое пиво!
Захохотав, Пивичко подозвал подавальщицу и потребовал еще
пива. Для нас и для «старого жида в углу зала».
Да, актер из Антуана вышел великолепный. Он переигрывал,
конечно. Такие иудеи разве что в анекдотах бывают. Но для дешевого трактира и
простой публики как раз такая игра и требовалась.
– Куда едете-то? – полюбопытствовал Пивичко.
– В Аквиникум.
Бывший сапер скривился.
– Ох… Не люблю мадьяр.
– Чего так?
– Я, брат, их насквозь вижу. До чего же противный народ!
Жулик на жулике! И вечно на своем лопочут, ни одного слова человеческого нет.
Будто им романского мало, выдумали себе язык, покарай их Искупитель!
Тут я в чем-то с ним был согласен. Конечно, на каком языке
меж собой говорить – это дело личное, но такого языка, как у мадьяр, во всей
Державе не найти. Только у диких киргизов в руссийских степях наречие похоже.
– А разве у них пиво? – продолжал кипятиться Пивичко. – Нет,
ты скажи, разве пиво умеют они варить?
– Зато вино… ничего.
– Вот именно, что «ничего». Разве с моравским или галлийским
сравнить?
Я кивнул, решив не спорить. Не удержался только от
замечания:
– Говорят, бани у них хороши, даже в Риме таких нет…
– Бани! – Пивичко смачно сплюнул на пол. – Дерьмом в их
банях несет! Яйцами тухлыми! Вода эта… серная. И ходят мужики среди мужиков в
фартуках! В фартуках, в бане, ты подумай! Будто сраму стыдятся!
Он воинственно оглядел зал, будто надеялся найти здесь
мадьяра, причем голого, в фартуке, и воняющего тухлыми яйцами.
– Нет, ты скажи, зачем мужику от мужика в бане под фартуком
прятаться? Сразу видно – дело нечисто! Что вы там делать собрались?
– Перцем торговать.
– Перец они любят, – согласился Пивичко. – Их бы этим перцем
накормить до отвала… Только они ж сами перец растят да от османов завозят!
– У нас из самой Вест-Индии перец, – объяснил я. – Такой
жгучий, какого у османов не бывает.
– Тогда с выгодой съездите, – согласился Пивичко. – Вот за
что я вас, жидов, не люблю, но уважаю – всегда с выгодой обернетесь! Давай!
Через четверть часа мы взяли еще по кружке – теперь уж
литровой, чтобы зря не гонять милую подавальщицу. От насытившегося Антуана мне
перепала половина курицы, которую я честно поделил с бывшим сапером. Как он
рассказал, нынче ему принадлежала небольшая пивоварня на Боиште, а возвращался
он из самого Парижа, куда договорился поставлять по двадцать бочек пива
ежемесячно.
– Прибыль пока небольшая, – растолковывал Пивичко. – Но
верная. И это начало только! Ты смотри, если тебя совсем отец затиранит,
приезжай ко мне, я тебя управляющим поставлю. Я же вижу, ты мужик хваткий,
даром на посылках бегаешь. И в пиве толк понимаешь. Так что подумай!