С каждым мгновением, пока Жан предавался размышлениям, моя
вера в него таяла. Нет, не получится такого, чтобы вновь он угадал путь
Маркуса. Ничего он не знает.
Или, напротив, знает? Но комедию устраивает?
– Слушай, Жан Багдадский… – начал я. И тут лицо старика
осветилось благостной улыбкой.
– Правильно, Ильмар! Молодец. Руссия для него заказана. В
Державе – схватят. В колонии – не добраться, да и душа к ним не лежит. Значит,
через Османскую империю. И путь почти как прямой, и побезопаснее других!
– Что – через Османскую империю? – совсем уж ничего не
понимая, спросил я.
Лекарь вздохнул:
– Ильмар, Маркус – из тех людей, что ногу поднимая, уже
знают, куда ее поставят. Скажи… никогда он не говорил с тобой о земле
иудейской?
– Нет.
– Значит, точно. О том думал.
– А ведь ты прав, старый лис! – воскликнул Антуан. – Прав!
– Зачем ему в Иудею… – начал я. И замолчал, потому как
понял.
– Искупитель он или Искуситель, а другой дороги ему нет! –
тонко вскрикнул Жан. – Понял, Ильмар? Ты что, думаешь, чтобы в силу вступить,
Маркусу надо возмужать? Это дело десятое! Где бы и как бы он ни прятался, его в
Иудею тянуть будет!
– Зачем? – тупо спросил Йенс.
– Чтобы понять, кто он есть, – ответил, вместо негодующе
всплеснувшего руками Жана, его старый друг. – Чтобы прийти туда, откуда начал
свой путь Искупитель.
– Или – туда, где Искусителю предрешено с Искупителем
сразиться… – прошептал Йенс. – В Мегидду.
– Это пока неведомо, – отрезал Жан. – Но двинутся они через
османские земли… вроде как и не под Державой страна, и в то же время особых
интриг не плетет, живет себе помаленьку, своему Богу молится… Ильмар! Как бы ты
в Османскую империю добирался? Если тебя ищут, если денег немного, если
торопиться приходится?
– Через Паннонию, – не раздумывая ответил я. – С одной
стороны граница ханства, на нее все внимание. А с османами вроде как тихо
сейчас… вряд ли слишком следят за рубежом.
– Опять же без малого полста лет, как преторианцы в
Аквиникуме мятеж подавили, – согласился со мной Жан. – С одной стороны, народ
там теперь не бунтует, а с другой – Дом недолюбливает.
Смешная была картина, если со стороны поглядеть! Сидели мы
вчетвером за столом и дружно друг другу кивали. Ни у кого слова против не
нашлось.
То ли угадали мы, то ли все разом в заблуждение впали…
– Попробуй еще найди Маркуса в Паннонии! – решил я нарушить
всеобщую радость. – Даже если в Аквиникуме таится. В Миракулюсе лишь потому
встретились, что он сам встречи искал.
Жан вздохнул:
– Вот тут, Ильмар, ничего посоветовать не смогу. Детали все
тебе придется распутывать. На месте. Перехватишь Маркуса в Паннонии – хорошо.
Нет – двигайся в Иудею. Все равно он туда придет.
– В Иудее искать его проще, – тихо сказал Антуан. – Это
пустынная и печальная страна, чей народ живет тяжким крестьянским трудом. Там
трудно укрыться чужаку, хотя и вреда беспричинного ему не причинят.
– Ты там был? – спросил я.
– Да. Мы летали… когда шли стычки с османами…
Я ожидал услышать еще одну долгую и красивую историю, но
Антуан замолчал. Наверное, говорить о войне ему нравилось куда меньше, чем о
мире.
– Ильмар, родной, закрой-ка окошко, – попросил Жан. – Совсем
уж схолодало…
Я послушно встал, смирившись с ролью мальчика на побегушках.
– Завтра вы отправитесь в Аквиникум, – резко произнес Жан,
пока я возился с окном. – Ты в этом деле опытен, Ильмар, сам реши, кем вы с
Антуаном притворяться станете.
– Мы с Антуаном? – не понял я.
– И Стража, и Церковь сейчас ищет двух молодых мужчин, –
сказал Жан. – Или же вас с Йенсом поодиночке. Или же группу, в которой будут
двое, похожие на вас по описаниям. Безопаснее всего, мне так думается,
пробираться в Аквиникум двумя группами. Я с Йенсом, – старик широко улыбнулся
монаху, – и ты с Антуаном.
– Не верю, – пробормотал Антуан. – Ты не только меня гонишь
на край света, а еще и сам задницу от кресла отдираешь?
На лице Жана появилась такая добродушная улыбка, будто
старому барону только что вернули весь Багдад, привели потерянного наследника
рода и пожаловали новый титул.
– Антуан, я всегда был хорошим лекарем…
– Эта фраза завязла у меня в ушах… – буркнул Антуан.
– Да, завязла. С того самого дня, как ко мне принесли одного
молодого летуна, сломавшего себе все, что только можно сломать. И вроде бы ты
не жаловался на лечение, пусть даже мне редко приходилось заниматься хирургией?
Антуан улыбнулся.
– Так вот, я хороший лекарь, – повторил Жан и обвел нас
высокомерным взглядом – кто дерзнет поспорить? Никто не дерзнул. – И себя я
знаю получше, чем любого больного. Жить мне, милый Антуан, остался год.
Позволит Сестра – два. Не больше. И цепляться мне в этой жизни не за что и не
за кого. Я когда-то заварил всю эту историю…
– Это еще как? – нервно спросил Йенс. В обществе Жана он
явно чувствовал себя не в своей тарелке, а перспектива путешествовать с ним
вместе повергала его в трепет.
– Я Маркусу помог на свет появиться, – разъяснил Жан. –
Возможно, будь другой лекарь к подруге Владетеля приставлен, не пришлось бы нам
тут сидеть. Так что посмотреть, чем история кончится, я должен. Сколько успею.
Глава пятая
в которой я толкую притчу о бесплодной
смоковнице, но последующий диспут совсем уж неописуем
Трудное дело – быть примерным сыном при старом и капризном
отце.
– Где моя грелка? – воскликнул Антуан. – Исаия, ты хочешь
моей смерти! Исаия!
– Я спешу, отец, – потряхивая накладными пейсами, воскликнул
я. – Отец, вот твоя грелка!
Заворочавшись в кресле, Антуан величаво приподнял босые
ноги. Я подсунул под них здоровенную деревянную грелку, которую самолично
наполнил кипятком. Антуан довольно закряхтел.
Иудей из него вышел великолепный. Лучше, чем из меня,
пожалуй. Просвещенный, верующий в свою веру, но Искупителя и Сестру, как
положено жителю Державы, уважающий; хитрый, но законопослушный иудейский купец.
Старый, но еще цепкий до жизни. Неимоверно ворчливый, придирчивый, бережливый к
деньгам и азартный к еде. Думаю, многие постояльцы, поглядев на нас, преисполнились
жалости ко мне – здоровому мужику, что вынужден бегать вокруг старого папаши,
выполняя все его бесчисленные капризы.