Мольба Мариам - читать онлайн книгу. Автор: Джин П. Сэссон cтр.№ 37

Я сообщила президенту, что необходима еще одна операция для выправления лодыжки. Я отдала ему деньги и медицинскую справку, подписанную индийским хирургом-ортопедом, которая хранилась у меня уже несколько лет. К счастью, на справке не было даты, и в ней лишь сообщалось, что Мариам Хаиль перенесла несколько операций после автокатастрофы и, возможно, будет нуждаться в последующих. Кроме того, я просила о том, чтобы моему отцу было дозволено сопровождать меня, поскольку находилась в юном возрасте, а ни одна афганская семья не позволила бы женщине путешествовать в одиночку.

Завершив свою речь, я взглянула на президента Амина и обнаружила, что он хитро улыбается. Я так ненавидела Амина за то, что он сделал с моей страной, что была изумлена, поняв, что он обладает исключительной красотой и обаянием. У него оказались большие карие озорные глаза. Он был безупречно одет, а его густые седые волосы аккуратно пострижены.

В его взгляде промелькнуло восхищение, и он принялся заигрывать со мной:

— А, Мариам Хаиль! Ты действительно хочешь поехать в Индию для того, чтобы лечь на операционный стол? Или ты хочешь сниматься в Болливуде?

Я была ошарашена. Мне не было еще и двадцати лет. Для меня он был стариком, хотя и весьма привлекательным. Я выжала из себя улыбку:

— Вряд ли я готова к тому, чтобы сниматься в кино, господин президент.

Он хохотнул и без каких бы то ни было препирательств подписал мое заявление.

— Вы поедете в Индию!

Я вышла из кабинета сразу, как только заявление оказалось в моих руках.

— Когда вернешься в Кабул, навести меня, — крикнул президент мне вдогонку, когда я закрывала за собой дверь.

Наш президент вел себя неприлично, и я не стала ему отвечать.

Несмотря на то что я была переполнена радостными ожиданиями отъезда, порою меня захлестывало чувство грусти при мысли о том, что мама останется в Кабуле одна. Кроме меня заявления на выезд из Афганистана подали еще несколько наших родственников, хотя лишь одна моя кузина Лейла получила разрешение. Моей другой двоюродной сестре Моне было отказано. Так что многие наши близкие были вынуждены оставаться на многострадальной родине.

Нас ждало еще несколько испытаний. Мы с папой должны были пройти проверку в криминальной полиции, но это нас не тревожило, так как мы находились под защитой наших министерских друзей. Через месяц мы получили в Индийском посольстве паспорта и визы и купили билеты на самолет.

Мне ни на мгновение не приходило в голову, что я покидаю родину навсегда, но и уезжать, не зная, когда вернешься, тоже было нелегко. Как только все проблемы разрешились, я оказалась перед лицом реальности. Вскоре мне предстояло оставить родину, не представляя, что ее ждет в будущем. К тому же мы не знали, позволят ли маме присоединиться к нам и если разрешат, то когда. А без мамы свобода не могла приносить радость.

Поэтому папа велел мне все сложить в небольшой рюкзачок, чтобы внушить чиновникам мысль о том, что мы собираемся вернуться.

У меня всегда имелось множество «сокровищ», поэтому я очень расстроилась, когда мне сказали, что я не смогу взять с собой коллекцию марок и монет. Я долго сидела на краю кровати, перебирая редкие монеты, камушки и модельки машин, которые сохранились у меня еще со времени мальчишеского детства. Много часов я провела над коллекцией, подаренной мне дедушкой Хассеном и включающей массу редких и ценных марок. Я спрятала ее в своей комнате и поклялась, что непременно вернусь, так как не имею права потерять это семейное сокровище.

Затем я сложила несколько платьев и взяла свой дневник, которому, как близкой подруге, доверяла все свои мысли. На следующее утро я вышла в сад, взяла пригоршню афганской земли и осторожно завернула ее в лоскут ткани, собираясь взять с собой.

Я даже не смогла попрощаться с друзьями и родственниками, поскольку мои родители мне не доверяли и боялись распространения слухов, что мы уезжаем навсегда. О наших намерениях знали лишь мамин брат Омар и его младшая дочь, и то лишь потому, что они любезно согласились отвезти меня и папу в аэропорт. Мама тоже собиралась нас проводить, но вот вернуться ей уже предстояло в пустой дом.

27 декабря 1979 года пришлось на четверг — начало мусульманских выходных. Дядя Омар с дочерью приехали рано утром. Когда дверь в квартиру за нами закрылась, я ощутила приступ тошноты, но ничего не сказала и лишь смахнула выступившие слезы. По дороге в аэропорт мы почти не говорили.

Аэропорт был заполнен толпами людей и повсюду стоял страшный шум. Нам едва удалось пробиться сквозь столпотворение. Казалось, множество афганцев заплатило за то, чтобы выехать из страны для получения медицинской помощи. Только тогда я поняла, почему президент Амин лично рассматривал все заявления. Несомненно, его закрома теперь ломились от полученных денег.

Наш президент был вором, хотя и обаятельным.

Мы с папой сели, остальные встали вокруг, и тут удача отвернулась от нас: к нам подошли два полицейских в гражданской одежде. Они проверили наши документы, паспорта и медицинские справки, а затем обратились к папе:

— Вы тоже улетаете?

— Да, — спокойно ответил папа. — Моей дочери предстоит операция.

Тот, что был повыше, посмотрел на меня и ухмыльнулся:

— Смотри не повреди больную ногу такими высокими каблуками.

Я не ответила и лишь в глубине души принялась ругать себя, что надела столь неподходящую обувь для человека с больной лодыжкой.

Оба уселись рядом, стараясь найти повод, чтобы арестовать нас. Слава Аллаху, уже через несколько минут объявили посадку на наш рейс. Я принялась целовать и обнимать маму, дядю и кузину. Мама заплакала, и мы с папой тоже расчувствовались. Никто не знал, когда мы увидимся вновь.

Выходя из зала ожидания, я ощутила на себе взгляды полицейских. Я попыталась прихрамывать, но актриса из меня всегда была никудышная, и поняла, что они видят меня насквозь. Однако полицейские ничего не сделали, чтобы остановить нас.

Когда мы с папой вошли в салон самолета и устроились на своих местах, я уже разрыдалась по-настоящему. Несмотря ни на что, я любила свою страну. И глубоко внутри чувствовала, что больше никогда ее не увижу.

Папа тоже был перевозбужден утренними событиями.

— Больше всего я хочу жить и умереть здесь, в стране, где я родился, — промолвил он, пытаясь справиться со слезами. — Жизнь моя погружается в страшные сумерки.

Он повернулся к иллюминатору, и я последовала его примеру, чтобы сохранить в памяти бесценные воспоминания. И тут мы оба с изумлением увидели множество советских самолетов, из которых выгружали танки, вооружение и солдат. Русские солдаты бежали по взлетным полосам. Что это?

У меня перехватило дыхание, а папа побледнел.

Афганистан стоял на пороге каких-то значительных событий. Неужто мы наблюдали военное вторжение русского чудовища?