– Они?
– Всякий, кто хочет нажраться. Не смотри так на меня, я терпеть не могу водку.
– Я тоже, – поспешил вставить Майкл. – Во всяком случае не очень.
– Я увидела ее и подумала: ну ты даешь, тетя Тара, – сказала Зои, – и поглядывала за ней, а она вешалась на всех парней и целовалась, знаешь, взасос, совала язык глубоко в горло, как ящерица за сочной мухой, и я говорю Майклу: черт, это Тара, моя тетя, а она разошлась, танцуя как-то непонятно, да, Майкл, прыгая вверх-вниз…
– Пого, – пояснил Майкл, – как на ходулях.
– Точно, пого, отпадный танец, но так, словно ей сунули в задницу петарду, причем не притворялась, пап, и отхлебывала что там у нее было в пластиковой бутылке, а все эти дурачки вокруг нее распалились, и я подумала, что добром это не кончится. Чуть не позвонила тебе.
– А надо было.
– Ну, не позвонила. А тут она стала светить сиськами и все такое…
– Стоп-стоп-стоп, – сказал Питер. – Это правда?
Майкл кивнул.
– Уже была половина одиннадцатого, и я говорю: пошли, надо идти, потому что твой отец… потому что вы сказали… и тут вокруг нее заварилась буча, подскочили вышибалы, и, пока они разбирались с теми парнями, трое других парней насели на нее…
– Насели? – ужаснулась Женевьева.
– Да, – сказала Зои, – насели, и, думаю, они пытались стянуть с нее одежду, так что я говорю Майклу…
– Она говорит мне: надо помочь ей, а я думаю: нет, спасибо, если полезу, мне башку оторвут, но тут Зои бросилась на них. Пришлось и мне за ней, – Майкл повернулся к Питеру, – вроде как на подмогу, а Зои показала свои приемчики дзюдо, ух! И один парень грохнулся на спину, к другому применила удушающий захват, а третий как на нее замахнется, тогда я прыгнул на него, но тут охранник схватил меня за гребаные дреды, извините, миссис Мартин, за волосы, а Тара только орет: что, черт возьми, происходит, нельзя уже девушке развлечься, что ли? – и я даже не думаю, что она узнала Зои, настолько была пьяна, вот так мы и опоздали на автобус.
– Ладно, – сказал Питер.
– Ладно, – повторила Зои.
– Но я постарался, чтобы мы успели на следующий. Который немного опоздал. Извините.
– Ладно, – сказал Питер.
– Так что, все нормально? – спросил Майкл.
– Да. Нормально. Хорошо. Хорошо.
– Спасибо, что доставил Зои в целости и сохранности, Майкл, – вмешалась Женевьева. – Подвезти тебя до дому?
– Мои родители не слишком волнуются, если я малость припозднюсь.
– Правильно делают.
– Я не говорю, что вы слишком уж волновались, – поправился Майкл. – Или кто-нибудь.
– Все в порядке, – буркнул Питер.
– Что вы собираетесь делать с Тарой? – поинтересовалась Зои.
– Тебя это не касается, – ответил Питер.
– Ну ладно, – сказала Женевьева, вставая и хлопая в ладоши. – Хорошо провели время, ребята?
– Ложись спать! – позвала Женевьева.
– Не могу уснуть.
– Я даже слышу, как у тебя мозги скрипят.
– Как я могу перестать думать?
Женевьева села в постели и включила ночник. Мягкий янтарный свет пронизывал ее волосы. Она положила ладонь ему на грудь.
– Чем тут поможешь?
– Какого черта ее туда понесло?
– Она явно думает, что еще подросток.
– Много ли девчонок дуют водку из горла и показывают сиськи?
– Ну, одна-две.
– Тебе когда-нибудь хотелось снова стать такой молодой?
– Что, и вот так вести себя? – спросила Женевьева.
– Да.
– Нет, не хотелось. Я такой ерундой не занималась и в молодости, и сейчас не мечтаю о таком, если ты это имеешь в виду. А ты?
Он немного подумал, сказал:
– Единственное, что есть хорошего в шестнадцатилетнем возрасте, – это эрекция.
– Хочешь поговорить с Тарой о ее поведении?
– Не знаю. Я плачу этому чокнутому мозгоправу, чтобы он с ней говорил. Или мне так думалось. А толк есть? Он просто разговаривает с ней, ставка почасовая. Сколько длится беседа? Час. Когда он скажет, что достаточно разговоров?
– Когда у Тары наступит прорыв, наверно.
– Прорыв. Откуда и куда?
– Я гашу свет. Спи давай.
Она протянула руку и щелкнула выключателем.
– Тара, Тара, Тара, – промычал Питер. – Где тебя черти носят?
Тара в этот момент входила в свой старый дом. Споткнулась во тьме о порог, выронила ключи, которых ей никогда не давали, когда она жила здесь двадцать лет назад. Наклонилась поднять их и стукнулась головой о приоткрытую дверь, отступила назад и наткнулась на горку, стоявшую у подножия лестницы. Стекло и их лучший фарфор в горке зазвенели. Тара удержалась на ногах и придержала дрожавшую горку.
Постояла в темноте, переводя дух. Было около часа ночи, и она боялась разбудить родителей. Но из кухни пробивался неяркий свет.
– Все в порядке, я не сплю, – послышался голос матери.
Тара слегка покачнулась, отерла рукой лицо и шагнула из коридора в кухню. Войдя, направилась прямиком к раковине, налила стакан воды и выпила залпом. Затем тяжело опустилась на стул у кухонного стола.
– Хоть и старалась потише, – сказала Мэри, – у тебя это плохо вышло.
– Извини.
– Решила вот дождаться тебя.
– Это было ни к чему. – Тара тихонько рыгнула.
– Ты пьяна.
– Выпила самую-самую-самую чуточку. Честное слово.
Мэри встала. На рабочем столе стояла тарелка, прикрытая другой тарелкой. Она сняла верхнюю:
– Вот, возьми, я приготовила тебе сэндвич.
Тара с благодарностью взяла его.
– Не могу привыкнуть ложиться спать, пока ты не придешь. Твой отец говорит, я должна оставить тебя в покое, мол, пусть делает что хочет. Хотя он не обрадовался бы, увидев тебя в таком состоянии.
Тара, чавкая, уписывала сэндвич.
– Я уже не ребенок, мама.
– Неужели? – резко сказала Мэри. – Кто же ты тогда?
Тара перестала жевать. Положила недоеденный сэндвич на тарелку. Встала, слегка покачиваясь:
– Я иду спать. Покойной ночи.
Мэри смотрела, как дочь, шатаясь, бредет по коридору, слушала, как та поднимается по лестнице. Прошел еще час, прежде чем она тоже отправилась в постель.
31
Глубинный смысл, кроющийся в сказках, сказал мне в детстве больше, чем смысл любой правды, которой учила жизнь.