Зовите меня Роксолана. Пленница Великолепного века - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Вяземская cтр.№ 31

Часто она забывала поесть и все чаще выходила на балкон и смотрела вверх. Может, и вправду – сумеет улететь?

Один раз, отправив нянек с детьми в сад и оставшись в комнате одна, она вышла на балкон, сбросила туфли и влезла на узкие перила. Отсюда двор выглядел совсем по-другому. И мозаичные плиты внизу, и небольшой фонтанчик, и розы, и посаженные по ее приказанию странные лиловые цветы, названия которых она не знала – увидела один раз мельком, проезжая в закрытом экипаже (Сулейман разрешил жене «прогулку»), а потом долго не могла объяснить женщинам, какие именно цветы она имеет в виду.

Небо было белесое, словно выстиранная много раз тряпка – только присмотревшись, можно понять, что когда-то она была голубой… Она раскинула руки в стороны.

Что же ты, Стаська, многократно умиравшая и возрождавшаяся немного другой и с другим именем? Чего стоишь? Лети! Ведь осталось сделать всего только один шаг.

– Хюррем! Нет!

На звук она обернулась, нога соскользнула, и она полетела, но не вверх – а вниз.

Очнулась она от детского плача. Где-то далеко, на краю ее сознания, взахлеб плакал ребенок, а какой-то взрослый голос – она не могла понять, мужской или женский, – что-то бубнил, видимо успокаивая малыша.

Она открыла глаза.

Комната. Ее комната. Ребенок плачет – по соседству, но не здесь. Ильяс. Это плачет Ильяс. Что с ним? Его обижают? Она рванулась встать, но сил не было, и она снова упала на подушки.

Твердая холодная рука взяла ее за запястье.

– Лежите, милочка, лежите. Все будет хорошо.

Доктор. Доктор? А почему он говорит с ней по-итальянски?! И одет он как-то странно… по-европейски одет…

Ее осматривал доктор?! Но ведь посторонним мужчинам не то что султанских жен – даже наложниц не показывают! Рука из-за занавески – вот и весь осмотр!

– Доктор, вы кастрат?

Доктор захохотал – гулко, раскатисто; бритое лицо его с отвисшими, как у английского бульдога, брылями тряслось в такт увесистому животу, обтянутому темно-красным камзолом.

– Почему кастрат? – поинтересовался он басом. – С чего это вы так решили, милочка? Или у вас есть тайные причины желать мне такой судьбы?

– Потому что не кастратов сюда не пускают…

– Как видите, пустили. – Тон лекаря стал серьезным. – Ну, что же, соображаете вы неплохо. Осталось только выяснить: помните ли вы, что произошло?

Помнит? Застиранное, разлезающееся в клочья небо, страшный крик – и полет…

– У меня что-то сломано?

– Не беспокойтесь, Ваше Величество, с вашим телом все в порядке.

Какие переходы, надо же! То «милочка», то – «Ваше Величество»…

– Знаете, доктор, мне будет более приятно, если вы будете относиться ко мне просто как к пациентке, без всех этих… титулований.

– Боюсь, о вашем величественном супруге то же самое сказать нельзя. Вряд ли ему понравится, что я фамильярничаю с его женой.

– Поверьте, доктор, ему сейчас будет все равно, если вы сумеете поставить меня на ноги. Так вы сказали, с телом все в порядке. Но я разве… не упала?

– К счастью, внизу находился один из ваших… этих… как их… – лекарь пощелкал пальцами, – янычар, кажется, но я точно не уверен. Вы свалились прямо на него. Вернее, он успел вас подхватить. Так что самые серьезные повреждения у вас – это несколько синяков. Но меня больше интересует, что творится в вашей голове. Вы… хотели покончить с собой? Вы ведь ранее были христианкой, насколько я понимаю, и должны знать, что самоубийство – величайший грех. Впрочем, и в исламе, кажется…

– Доктор, я вовсе не собиралась кончать с собой: у меня двое детей, и дочка – совсем крошечная. Это, поверьте, удержит от самоубийства куда надежнее, чем любая из религий.

– Тогда что… Вы можете рассказать мне, почему вас понес… зачем вы залезли на карниз?

Она задумалась. Доктор – итальянец, стало быть, раздобыл его где-то, скорее всего, Ибрагим: он водит дружбу с венецианскими купцами, часто бывает в их квартале. Насколько врачу можно доверять? Итальянцы – великие мастера отравлений, может быть, ее странное самоощущение связано как раз именно с тем, что ей что-то подмешивали в еду?

Но если не отталкиваться от необъяснимой неприязни, испытываемой ею по отношению к Ибрагиму, то – зачем ему травить ее? Она ему не сделала ничего плохого… пока что. И вообще, кому-то же нужно довериться?

– Со мной все в порядке, синьор.

Нет, не получилось. Привыкла за эти годы, что полностью доверять может только одному человеку – самой себе.

– Я все же останусь и понаблюдаю за вашим самочувствием, – решил лекарь.

Наивный! «Останусь» – да ему тут остаться разрешат только при одном условии.

– Мэтр, – она применила французское слово, понятия не имея, поймет ли ее итальянец, но он не переспросил, – я же не зря в начале разговора поинтересовалась… не относитесь ли вы к третьему полу. Вам здесь остаться не разрешат, но, если мне станет хуже – обещаю, что обращусь именно к вам.

– Такие вещи владыкам не говорят, но я все же осмелюсь. Вы – необычная женщина. Честно говоря, я предполагал увидеть женщину постарше, а не… совсем девочку.

– Вы мне льстите, синьор. Мне двадцать.

А двадцать – и у тебя на родине возраст, так сказать, уже зрелый.

Он кивнул.

– Я знаю, что вы родили великому султану двоих детей, но, признаюсь, ваше тело выглядит совсем девичьим.

Скажи уж лучше – «тощая селедка»; а лекарь-то не прост! И возможно, он не совсем и лекарь… или, по крайней мере, не только лекарь. Вот и хорошо, что она не открылась.

– Я благодарю вас и надеюсь, что Великий Султан вознаградит вас за помощь как полагается.

Лекарь поклонился и, пятясь, вышел из комнаты.

Яд? Ерунда. Она просто расклеилась. Надо взять себя в руки. А то она прожила «здесь и сейчас» уже почти пять лет – а что она знает о том, что творится вокруг? Да ничего! Если бы ей удалось вернуться назад, домой, в свое время, и рассказать о том, что с ней произошло, – что бы она отвечала на расспросы? «Не знаю», «не видела», «не имею представления». Пять лет, почти пять лет она тут, а что – разве она знает, что творится хотя бы в стране? До того, как выдала замуж Гюлесен, знала только то, что творится в гареме, а теперь – и это через раз. А вот какую государственную политику проводит ее муж? С кем намечается война, а с кем дружба – разве об этом она задумывалась? Жила какими-то своими интересами, предел мечтаний – выдать замуж Хатидже-султан…

А ведь кто-то, помнится, порицал ту, настоящую, Роксолану за то, что она ничего не сделала для своей Родины… А сама-то ты? Имея в разы больше информации – даже при всем твоем наплевательском отношении к истории?