Прощаясь со мной, Василий сказал:
– Если Херсонес падет до твоего прибытия, возвратись ко мне. Но если представится удобный случай завязать переговоры, не отвергай варваров. Леонтий знает, о чем говорить.
Я догадывался, какое тайное поручение было доверено магистру. Речь шла, чтобы отдать варварам Анну.
Сомневаться в том, что Херсонес пал, не приходилось. Одна из наших хеландий была у самого берега, и корабельщики видели множество варварских воинов, входивших в городские ворота. Сии разорители вертограда Божьего овладели городом.
Уже давно Херсонес находился в упадке. Русские владения были близко – доходили до устья Борисфена. Прекрасные херсонские стены, сложенные из желтоватого камня, что давало повод хазарам называть эту твердыню «Желтым Городом», стояли нерушимо, но воинов насчитывалось в его ограде мало. Жители всегда считали, что они живут не в городе, а в темнице, потому что за стенами было небезопасно. Даже в самом Херсонесе некоторая часть жителей была варварского происхождения. Многие из них были пришельцы из русских владений.
Уже за неделю до того, как варвары стали разорять Готию, появились в городе беглецы с солеварен и рыбных ловов. Они рассказывали о тех ужасах, которыми сопровождалось нашествие варваров. Стратег Феофил Эротик, в распоряжении которого была малая горсть воинов, раздал жителям оружие из городского арсенала и решил запереть ворота, надеясь, что руссы не обладают искусством осаждать города.
Тогда только что расцвели миндальные деревья, зазеленели лозы на виноградниках, смолились корабли для открытия навигации.
Однажды вечером запылили дальние дороги. Ночью запылало зарево над захваченным селением. Владимир подходил к городу со стороны Гавани Символов. Скрипели возы, ржали кони, кричали верблюды. Первые костры загорелись в русском лагере.
Ту трагическую ночь херсониты провели без сна. Церкви были переполнены молящимися, а утром жители, стоя в безопасности на стенах, увидели варваров. Руссы подошли к башням на расстояние полета стрелы, но ничего не предпринимали. С удивлением они смотрели на каменные башни, которые казались им творением циклопов в сравнении с их жалкими бревенчатыми оградами. Ни в одном ромейском городе, кроме Константинополя и Салони, не было таких мощных стен. Вход в порт тоже был защищен башнями и прегражден железными цепями. В тот же день Владимир послал к стратегу пленных ромеев с предложением сдать город. Феофил Эротик ответил отказом. Жители кричали со стен:
– Уходите, пока мы вас всех не истребили! Подождите, придут ромейские корабли с воинами благочестивого!
Тогда варвары пытались разбить бронзовые ворота бревнами, но их отогнали стрелами и некоторых убили.
Начались тревожные дни осады. С городских стен было видно, как горели костры в лагере варваров, как они жарили туши быков, пировали, пели гимны и поднимали рога с вином. Но скоро все вино было выпито, и варварам стало скучно. В городе же было достаточно соленой рыбы, чтобы продержаться год.
Тогда Владимир решил взять город, присыпая к стенам землю, чтобы по этой насыпи можно было подняться на стены. Однако его воины вели осадные работы неискусно: работали только днем, под стрелами, ночью уходили спать в лагерь, а ромеи, стараясь не шуметь и сделав в стене тайный проход, уносили в кошницах землю в город, и там, на площади, с каждым днем все выше и выше рос земляной холм. Утром скифы просыпались, смотрели на город и не могли понять, почему насыпь не может достигнуть крепостных зубцов.
Христиане в их рядах говорили:
– Это христианский Бог помогает грекам!
Владимир грозил:
– Буду стоять под стенами три года!
Но нашелся в городе изменник. Это был пресвитер Анастасий, предатель рода человеческого, Иуда, польстившийся на тридцать скифских сребреников. В сообщничестве с каким-то херсонитом, имя которого мне не удалось установить, хотя по этому поводу я и производил тайное расследование, он решил войти в сношения с Владимиром. Эти достойные секиры богоотступники пустили в лагерь руссов стрелу с письмом. В письме было указано, с какой стороны проходили трубы подземного акведука и на какой глубине. Они советовали варварам разбить трубы и перенять воду, чтобы принудить жителей сдаться по причине жажды.
Измена и предательство любят ночной мрак, темноту, покров тайны. Я отчетливо представлял себе, как это случилось. Над сонным городом стояла звездная ночь. Анастасий и его сообщник, в плащах с куколями, пробрались по безлюдным улицам на городскую стену. Воины на башнях спали, склонившись на копья. В тишине плескалось море… Послышался взволнованный шепот… Дрожащая рука изменника натянула тетиву тугого лука…
Со свистом оторвалась стрела и полетела в ночную темноту, в ту сторону, где был расположен лагерь варваров, на месте разоренного виноградника. Она лежала до утра на грядке с растоптанными лозами, оперенная птичьим пером, окованная железом легкая тростинка – символ страшного поворота истории. Казалось, не будь этой стрелы, и стояли бы нерушимо крепкие стены ромейского города. Но маленькая стрела повернула огромное колесо истории.
Два человека, крадучись и прижимаясь к стене, спустились в город. У Кентенарийской башни они расстались и разошлись в разные стороны. А утром какой-то варвар, потягиваясь после сонной ночи, увидел стрелу, поднял ее, чтобы положить в свой колчан, и заметил кусок пергамента, на котором были написаны непонятные для него знаки. Не зная, как с нею поступить, он отнес стрелу к своему князю. Княжеский белый шатер стоял среди оливковых деревьев. Какой-нибудь пленный ромей, которого держали в лагере для выполнения различных работ, прочел им греческое письмо.
Почему в ту ночь я не был там? Воины не спали бы, если бы я был начальником стражи.
Акведук шел с восточной стороны. На расстоянии двадцати стадий от города находился источник, из которого по глиняным подземным трубам вода струилась в херсонские цистерны. Найти трубы по указаниям в записке Анастасия не представляло большого труда.
С ужасом увидели херсониты, что больше не наполнялись водой городские водохранилища. Напрасно они смотрели в сторону Понта – ромейские корабли не приходили.
Прошло три дня. Люди в Херсонесе стали походить на путников в знойной пустыне. Жители питались главным образом соленой рыбой и невыносимо страдали от жажды. Не выдержав мук женщин и детей, они решили сдать город.
– Лучше смерть от секиры, чем от жажды!
Человеческие голоса стали хриплыми, как рев зверей. Гортани пылали.
– Воды! Воды! – умоляли женщины.
Мычал скот. Плакали дети…
А варвары показывали в лагере херсонитам горшки с водою, выливали ее со смехом на песок. Мукам христиан не было конца. Доведенные до крайности, они произнесли пересохшими устами слово «мир».
Во время переговоров скифы ворвались в город. Многие тогда погибли, Стратег Феофил Эротик был изрублен мечами. Его юная дочь досталась женолюбивому Владимиру. В тот же день запылали лавки на базаре и сгорела базилика святой Софии. Теперь вся Готия, Готские Климаты, Киммерии, Лагира, Нимфей и целый ряд других селений были в руках варваров. Виноградники были уничтожены, площади загажены конским навозом, базилики наполнились варварскими голосами. Мы же стояли в отдалении и не знали, что предпринять. Но надо было подумать о судьбе пленного ромейского города.