– Не перебивай! Во время войны он попал в плен, околачивался в Германии, затем вернулся в Советскую Россию, был пределён в Холмогорский лагерь, откуда его вызволил царский контрразведчик Израэль Апфельбаум – так звали раньше знакомого тебе Сергея Эдуардовича Яблокова.
– Вот это номер! – удивлённо и в то же время радостно выдохнул Иван Иванович. Радостно от того, что Белоцерковский не оказался предателем. Ему даже на миг стало неловко из-за того, что подозревал своего начальника в сговоре с преступниками.
– Но сюда он прибыл по заданию руководства с какой-то особой миссией. Да-да… Никакой Павел Алексеевич не врач, а наш с тобой коллега. Капитан. Так что добраться до него я пока не могу…
– Жаль!
– А вот зачем они решили вовлечь в свою схему ещё и тебя – ума не приложу! – продолжил размышлять вслух старший майор.
– Я местный. Из Кашовки.
– Знаю.
– Яблоков просил меня съездить на родину и кое-что узнать, – всё же не решился предъявлять сразу все козыри Ковальчук.
– Что именно?
– Не разбогател ли кто случайно…
– Понятно. Значит, и в этом деле следует искать денежный след, финансовую, так сказать, подоплёку?!
– Похоже на то.
– Теперь мне ясно, почему к Казанцеву в своё время проявляли настойчивый интерес руководители печально известного РОВСА. Золото! Где-то в районе Кашовки спрятано золото. Может, в легенде о брусиловской казне, которая распространена в здешних местах, есть частица правды? Как ты думаешь, Уссурийский тигр?
– Всё может быть, – с напускным равнодушием согласился капитан.
Время рассказать всё ещё не наступило.
Впрочем, и не наступит никогда.
Он ведь не дурак, чтобы подписать себе путёвку в далеко не оздоровительный лагерь, а то и смертный приговор.
«Почему скрывал правду все эти годы? Почему не доложил куда следует, как только стал работать в ЧК?»
Ответов на эти неприятные вопросы у него не было и нет…
21
15 января Иван наконец прибыл в родную деревню. В бестарке
[36]
, установленной на подсанках, запряжённых парой породистых лошадей. Одет он был как барин, в полушубок из натурального меха, шапку из молодого северного оленя, тёплые рукавицы. На ногах – авиационные унты, вызвавшие у земляков восхищение и неподдельный интерес. Точнее, наоборот, сначала любопытство, затем – восторг.
– И где это ты такую шикарную обувку раздобыл? – более остальных усердствовал один из дядьёв – Григорий, старший брат его матери, которому недавно стукнуло шестьдесят пять.
– На Дальнем Востоке.
– И что, все советские люди могут себе позволить эти, как их…
– Унты?
– Ага…
– Ну, почти, – в очередной раз покривил душой капитан, дабы не выдавать своего высокого положения при новой власти, а значит, и возможности получать выгоды при распределении материальных благ, хотя, по легенде, специально разработанной для односельчан, он тоже не последний человек – крупный учёный, аграрий…
– И отец с мамой? – не унимался старик.
– Да.
– Кстати, как они?
– Хорошо. Привет вам передают.
– А у нас тут разные слухи ходят…
– Какие именно?
– Мол, все Ковальчуки давно выехали в Америку.
– С чего бы это?
– Василий, брат твоего батька, писал, что скоро они с Иваном свидятся в Чипаго!
– Может, Чикаго?
– Может.
– А он-то как оказался за океаном?
– Три семьи из нашего села туда переселились. Ещё в двадцать втором.
– Понял…
– И вот однажды в деревню пришло письмо… Так, мол, и так, живём хорошо, дружно… Ждём в гости Ивана и его семью.
– Неправда… Вы же знаете, наш Васька всегда прибрехать любил.
– Точно. А ты женат?
– Да.
– И дети имеются?
– Двое…
– Где они сейчас?
– На Дальнем Востоке.
– А ты, стало быть, здесь с нами…
– Да… Буду поднимать урожайность в вашем… нашем колхозе.
22
Иван Иваныч собирался остановиться в родительской хате, но та за прошедшие годы сильно покосилась и практически вросла в землю, вследствие чего старая печь не выдержала и дала трещину. Топить её было небезопасно, и, чтобы не замерзнуть и не подвергать себя риску отравления угарным газом, Ковальчук отправился искать ночлега в… местной православной церкви.
Конечно, принять его счёл бы честью каждый односельчанин, но недремлющая интуиция настойчиво толкала опытного чекиста именно в Божий храм. Тем более, что отец Серафим сам звал его в гости. Ещё утром – сразу после общего собрания, на котором присутствовали все жители Кашовки от мала до велика. Ну, как же, земляк, простой крестьянин, а выбился в такие люди!
– Доброго вечера, батюшка.
– И вам того же!
– На постой примите?
– Милости прошу!
– Вы один?
– Да.
– А матушка где?
– Я холост.
– Чего так?
– Долго объяснять… Вечерять
[37]
будете?
– Нет. Сами знаете, наш народ в большинстве своём щедр и гостеприимен. В каждой хате гостю наливают чарку и подают хлеб. А до хлеба: сало, грибы, картошечка – все деликатесы земли Волынской!
– Следовательно, вы сыты?
– Так точно!
– И даже сто грамм горилки со мной за компанию не соизволите?
– Никак нет. Не употребляю.
– Совсем?
– Совсем.
– Это ваше личное решение или Советская власть не поощряет?
– Нет, власть здесь ни при чём!
– Я тоже так думаю. До вас у меня врач один гостил. По фамилии Семёнов…
– Батюшки святы… Павел Алексеевич…
– Вы знакомы?
– А как же!
– Так вот… Они до выпивки гораздо охочей вас. Особенно под грибочки!
– Ну, не все ведь люди одинаковы.
– Согласен, – пробурчал священник и с сожалением окинул взглядом почти полную бутыль, наполненную вожделенной мутной жидкостью.