Макаров чешет затылок - читать онлайн книгу. Автор: Павел Улитин cтр.№ 19

Путник, когда ты придешь в Спарту, спартанцы устроят афинскую ночь. Но ты не думай, путник, спартанцы тебя не забыли, спартанцы ведут спартанский образ жизни, а для равновесия – афинские ночи. Жители Лаконики выражались лаконично, а для равновесия много болтали и не замечали чужого многословия. Жители Лаконики ценили лаконичность, но выражались страшно многословно. Мысль по необходимости должна пройти эту стадию, а собеседник или машинка только способствуют. Ветеран встретился с неофитом, об этом нужно было спросить не ветерана, а неофита. Зямка Булкинд работал в Хлебниково, жил на улице Сайкина, а писал под псевдонимом 3. Ситников. Но, как потом оказалось, он сластена, любит шоколад и вообще кондитерские изделия. Финансовая мысль: ух ты! Там написано «нечто овечье», а я прочел «вечно овечье», и мне очень понравилось. Нужно было как можно больше спрашивать, а я не воздержался от категоричности возражений. Из этого ящика вылетали слова, я их ловил довольно лениво, от них ничего не оставалось. Но громкость звука и неожиданность ритма иногда приносили пользу. Зато здесь нет трещин. Это, конечно, хорошо. Чуть-чуть от Большого Ларусса. Меньше всего Брокгауза. Когда мы получим следующую? Начало хорошее, посмотреть, что дальше будет, интересно. В сказке отмечено 9 страниц. Объяснение в любви забылось. Почему такое чувство, как будто я обокрал себя? А не надо ставить сверхзадач. Рассказ интересный. Потому что он – сверхрежиссер, а она – сверхактриса. А воспитанием ребенка занимается бабушка. Расскажите, как Солженицын читал Абрама Терца. Как Абрам Терц читал Конст. Федина. Так же. Абрам Кузнецов стал Андреем, а Андрей стал Абрамом. Устранение нервирующих влияний: а чего я буду это, когда меня так раздражает?

С таким вкусом описываются деньги в разных видах, что сразу видно: писал нищий, у которого никогда не было много денег. Не было своих, но было много чужих, что и не ценилось. Оба пишут. Один присылает все время что-нибудь. Другой пошел по стопам Бенедикта Лившица. Разные мы с ним люди. Человек не нашего круга. Не для тебя мальчик. Мальчик не для тебя. Чисто литературные задачи никого не волнуют. Жалко, что он устранился от Киплинга. Польские кинематографические журналы уж больше не печатают его портретов. Впечатление он производил на пап и на мам, которые говорили: видишь, что они делают! Нет уж, ты лучше занимайся французской филологией. Доведи одно дело до конца. Когда потребовались бытовые детали, а из них вдруг посыпались советы материнской любви, я подумал: хватит! Смерти старика никто не заметил. Я до сих пор не уверен: он умер или еще кто. Я сказал самое важное: давайте еще! А от него главного не услышал: последние стихи мне больше всех нравятся. Последнее, по-моему, – самое лучшее. У безрассудной похвалы есть свои традиции, но это же, вместе с тем, и есть самый короткий путь в сердце. Важно хорошо кончить. А поражение – тоже не всегда полная победа. Сам-то он иначе смотрит и иначе ощущает. Чашу Отче мимо не пронес. Разговор с Понтием Пилатом был другой. Цицерон! Никто не вспомнил, а он подумал.

Подумал, но не сказал. Антония на могиле Цезаря спутал с Цицероном, но все-таки вспомнил Шекспира, а собеседников у него не было, вы же сами об этом позаботились. 19 декабря в субботу в 1966 году в Москве на Остоженке в том доме, где когда-то кипела музыкальная жизнь [68] , опять ожидали прихода трех товарищей. Зазвонил телефон. 19.12.66

GOGOL’S STYLISTICS

3

Ни ассонансов ни аллитераций. Просто здорово звучит. «Пир Вальтасара» у Ольги Чуминой лучше, чем у Байрона. Это как перевод на французский язык у поэта. И ничего не теряется. Это как карманный формат «Нового мира». И ничего не теряется. Соловей стал капризным, нетерпимым и невыносимым. Значит есть силы капризничать? Хватает. 23.11.65

Но есть все-таки такие строки, которые позволяют догадываться, какая хорошая книга была в замысле и в авторском экземпляре. Три строчки на стр. 299, Юрий Олеша, «Ни дня без строчки». Но она читает его как евангелие, и это жутко. А он читает как чужое письмо. Письмо ученицы 5 класса к своей учительнице по литературе. Она уж в Большом Городе и вообще, а тут какая-то попытка быть на равной ноге, хотя и почтительно. Чуть-чуть с упреком, но только чуть-чуть. Нет, не понимали вы меня. Вы думали, я такая, а я вот какая. Линия четырех табу. Просто другой рисунок абзацев.

Тут есть Незаметный Поворот, где надо во-время остановиться. Он виден только в далекой перспективе на большом расстоянии. Бурная жизнь, ничего не скажешь. He will come whining back to her like a whipped puppy [69] . В четырех метрах от пирамидального тополя по направлению к дуплу старой яблони.

ОБРУБЛЕННЫЙ ТОПОЛЬ

Взгляд привыкает. Взгляд забывает, что когда-то чувствовал утрату. Он уже не помнит прежних черт. А новые черты, кажется, так всегда и были. Старый тополь нас принимает на новых основаниях, а мы его.

В Оксбридже [70] 4 года было потрачено на то, чтобы привыкнуть к новому произношению старых имен. И Валтасар, и Анадиомена, и Навуходоносор казались новыми людьми. Новые персонажи только на новый взгляд кажутся новыми. Он в Риме был бы Брут. А Брут – почтенный человек. Вот с позволенья Брута я и скажу два слова на могиле своего друга.

И умер бедный раб у ног непобедимого владыки. Да помни, дьяк, неровен час. Вы про нас, а мы про вас [71] .

Хороша страна Арифмения.

ВЗДОХ ОБЛЕГЧЕНИЯ

4

То самое удовлетворение, которое заставляет посмотреть в пространство и улыбнуться. Корова стояла и улыбалась: ее подоили. Ей теперь легко и хорошо. Кошка сидела и улыбалась: не слышу запаха валерьянки. Кому-то дает, а вам не дает. Значит не доверяет. Звону так много, что со всех сторон тот же звон. Во всех падежах одно и то же имя. Что значит всемирная слава. Что там сказала эта старуха? Чего она себе воображает? Он героическая личность. Он гонимый. Он толстый. Тут уж неважно, какой он шахматист. Важно, что как только разговор про шахматы, так про него. Вы не получите пригласительный билет.

Там два места: кафе

и магазин. А третье —

больница. Просто

подарок. 19.11.65

«Трава» тем и хороша. «Натурщица» тем и значительна.

«SCRIBBLE-DEHOBBLE» тоже: написано проще и интересней и значительней, а потом наведен туман. Сейчас-сейчас я ее поймаю за хвост. Но она меня может укусить. Но я ее все-таки поймаю за хвост. Раз и готово! Она, подлая, грызет письма. Мышка в комоде. Так она и до дневников дойдет. Так она и деньги погрызет. Я – капля воды! Я капля! Видите огромный шершавый язык? Сейчас он меня слизнет. Петух! Петух!! Петух!!! Вы же человек, вы же не зерно. Я-то знаю, что я человек, но он-то не знает.