Здесь заканчивается рассказ Батской Ткачихи
Пролог и рассказ Кармелита
Пролог Кармелита
Пролог к рассказу Кармелита
Пока Батская Ткачиха рассказывала, Кармелит, этот достойный человек, хмурился и бросал косые взгляды на Пристава. Он еще не позабыл спора с ним. Но из приличия не говорил ничего дурного. Теперь же он заговорил.
– Госпожа Алисон, добрая Батская Ткачиха, да ниспошлет вам Господь долгую жизнь! Клянусь, вы затронули такие материи, что впору обсуждать ученым мужам, и прекрасно с ними справились. Но, госпожа моя, мы путешествуем сейчас вместе с единственной целью – развлекать друг друга. Нам нет нужды вдаваться в споры на нравственные темы. Пускай этим занимаются проповедники на кафедрах! Итак, если остальные спутники не возражают, я сейчас расскажу вам презабавную историю о приставе. Думаю, все вы согласитесь: мало хорошего можно сказать об этой профессии. Приставы – это исчадья ада. Конечно, я никого из присутствующих не хочу обидеть. – Он искоса поглядел на Пристава, а потом продолжил: – Пристав – это шакал. Он всюду рыщет с приказами об аресте за прелюбодеяние. А потому конечно же вечно нарывается на побои.
Тут Гарри Бейли, наш Трактирщик, прервал его.
– Добрый Кармелит, – сказал он, – пожалуйста, не забывайте о вежливости. Человек в рясе должен быть учтивым со всеми. Нам не нужны ссоры и раздоры. Лучше приступайте к рассказу. А Пристава оставьте в покое.
– Да пускай мелет что хочет, – вставил тут Пристав. – Мне-то что за дело? Вот, когда мой черед настанет, я ему отплачу. Я ему все выложу про кармелитов, прочих сборщиков и лживых болтунов. У меня в запасе полно грязных анекдотов про них! Он у меня узнает, каково быть кармелитом!
– Тише! Хватит! – Трактирщик поднял руку. – А теперь, добрый брат Кармелит, может быть, вы без лишнего промедления расскажете нам свою историю? Уже вечереет.
Кармелит прокашлялся.
Рассказ Кармелита
Здесь начинается рассказ Кармелита
Однажды в моей округе жил один архидьякон, человек очень высокого положения, который вершил суд по всем вопросам – прелюбодеяние, колдовство, сквернословие, клевета, супружеская измена. А кроме того, он занимался делами о грабежах, о нарушении договоров, составлением завещаний, отказами от таинств, случаями ростовщичества и симонии
[16]
. Он был строг, но особенно жестоко наказывал распутников. Уж он их заставлял поплатиться за грехи! Уж они у него плясали! А еще бывали такие, кто не платил положенной подати Церкви. Если какой-нибудь приходской священник жаловался на таких неплательщиков, то архидьякон сурово их карал. Он налагал на них особенно тяжелую пеню. Если кто-нибудь приносил слишком скудное пожертвование или скудную десятину, то ему грозила беда. Он попадал в черный список архидьякона, а потом и на крюк епископского жезла. Архидьякон обладал всеми нужными полномочиями: ведь он, как-никак, олицетворял церковное правосудие.
И вот, среди его подчиненных был один пристав. Во всей Англии не было большего лукавца. У него была своя сеть шпионов, которые в точности докладывали ему, что где происходит. Поэтому он мог бы закрыть глаза на грешки парочки прелюбодеев, если те донесут ему на десяток-другой таких же греховодников.
Тут, я вижу, наш Пристав хмурится на меня. Нос у него подергивается, как морда у мартовского зайца. Но я ему не дам спуску. Я все-все расскажу, что знаю. Он ведь не имеет власти над нами, верно? Не может нас наказать ни сейчас, ни…
– Так говорят все шлюхи! – воскликнул Пристав и добавил: – Ты нас не можешь тронуть. У нас есть вольности. Неудивительно, что шлюха вроде тебя поступает точно так же.
– Хватит! – строго прикрикнул наш Хозяин. – Да накажет вас Бог, если вы и дальше будете препираться в том же духе! Продолжайте рассказ, сэр Кармелит, и не обращайте внимания на Пристава. А он пускай краской заливается.
– Благодарю вас, мистер Бейли. Как я уже говорил…
Этот лживый вор, этот подлец, этот пристав держал в своих руках несметное множество сводников, готовых донести на своих клиентов. Все они были у него как прикормленные соколы. Они давно знали большинство развратников и охотно выдавали все их секреты. Итак, они были доверенными агентами пристава, а тот вовсю наживался на них. Архидьякон и половины всего этого не знал. И не получал половины прибыли. Ему приходилось довольствоваться малым. А сами доносчики конечно же были рады подкупать пристава. Ведь иначе он мог бы притащить их в суд под угрозой отлучения от церкви. Многие из них даже прочитать-то его повестку не сумели бы. А потому они набивали ему кошель. Они потчевали его элем в кабаках. Он был таким же вором, как Иуда, который прикарманил деньги, полученные от апостолов на хранение. Давайте-ка я повеличаю его по всем чинам: он был вор, мошенник, распутник и церковный пристав. В услужении у него были и женщины. Разумеется, это были проститутки, которые нашептывали ему, кто с ними давеча спал: сэр Роберт, сэр Хью или просто Джек. Значит, он с этими потаскухами действовал заодно. Он изготавливал лживые повестки, вызывал людей в суд, штрафовал мужчину и отпускал женщину.
«Приятель, – говорил пристав, – давай-ка я вымараю имя женщины из протокола – ради тебя же. Ты ведь не хочешь, чтобы оно всем стало известно, а? Не беспокойся. Все улажено. Я тебе друг. Я хочу тебе помочь». Он знал столько способов выколотить деньги, сколько я даже назвать не могу. У меня бы на это годы ушли. Нет такой гончей собаки, которая не отличила бы раненого оленя от здорового. То же самое и с приставом. Он умел за милю унюхать распутника, прелюбодея или шлюху. А поскольку те приносили ему доход, он носился за ними высунув язык.
И вот однажды случилось, что этот почтенный пристав выискивал себе новую жертву. Он собирался навестить одну пожилую женщину, одну старую калошу, чтобы под тем или иным надуманным предлогом выколотить из нее немного деньжат. И вот, проезжая по лесу, он встретил веселого йомена, молодца с луком и блестящими острыми стрелами. На нем была зеленая куртка и нарядная черная шапочка с кисточками.
«День добрый! Приятная встреча!» – прокричал пристав.
«Взаимно! – ответил йомен. – Куда скачете этими зелеными лесами? Далеко ли путь держите?»
«Нет, не очень. Мне тут недалеко. Собираю арендную плату для своего господина, хозяина поместья. И себе за хлопоты немножко беру».
«О, так, значит, вы – бейлиф?»
«Верно». – Он ни за что бы не стал сознаваться, что на самом деле он – церковный пристав. Ведь это все равно, что горшок с дерьмом себе на голову опрокинуть.
«Боже правый! – сказал тут йомен. – Какое совпадение! Я ведь тоже бейлиф. Ну надо же! – Тут он заговорил более доверительно: – Беда только, что я здешние места плохо знаю. Был бы рад с вами подружиться, как собрат с собратом, и кое-что разузнать. Тут у меня в ящике и золото, и серебро. А если вы, в свой черед, окажетесь в моем графстве, я охотно о вас позабочусь».