– Лейтенант! Сюда! К нам!
Вся огневая позиция, ниши, ровики были закрыты тяжелой
стеной стоячего дыма, везде комья подпаленного, выброшенного разрывами грунта,
везде темный снег и земля: на брезентовом чехле орудия, на казеннике, на
снарядных ящиках. Но панорама была цела, и Кузнецов, кашляя, задыхаясь,
лихорадочными пальцами стал отсоединять ее, оглядываясь на ровики, откуда
поднялась и пропала чья-то голова круглой тенью в дыму.
– Кто там? Вы, Чубариков? Все живы?
– Товарищ лейтенант, к нам!.. К нам прыгайте! Из левого
ровика за нишей со снарядами высовывалась голова в косо державшейся на одном
ухе засыпанной землей шапке. Голова покачивалась на длинной шее, выпуклые глаза
мерцали возбуждением, призывом - это был командир второго орудия младший
сержант Чубариков.
– Товарищ лейтенант, к нам!.. К нам прыгайте!
– Товарищ лейтенант, к нам! Разведчик у нас!..
– Что? - крикнул Кузнецов. - Почему прицелы не сняли?
Без прицелов думали стрелять?
– Товарищ лейтенант, раненый он. Разведчик тут в
ровике! Оттуда пришел… Раненый он…
– Какой разведчик? Вы что, контужены, Чубариков?
– Нет… Чуток ухо свербит. Оглушило вроде… А так -
ничего… Разведчик к нам прибежал!
– А-а! Разведчик? Из дивизии? Где разведчик? Кузнецов
глянул на небо - гигантская карусель "юнкерсов" сомкнулась кольцами
над степью - и, перескочив нишу, спрыгнул в ровик, сунул панораму в грудь
Чубарикову. Тот схватил ее, заморгав как тушью нарисованными ресницами, и стал
заталкивать панораму за пазуху.
– Забыли, Чубариков, про панораму? Где разведчик? В
длинном ровике, насколько можно вжимаясь в стены, сидели, с торопливой
ненасытностью куря толстые цигарки, пожилой, с седыми висками, наводчик
Евстигнеев и два человека из расчета в извоженных глиной шинелях. Здесь же были
не успевшие уйти к лошадям ездовые Рубин и Сергуненков. Оба молчаливо-угрюмые,
оба напряженные, смотрели в одном направлении. Там, куда смотрели они, в конце
ровика полулежал мелово-бледный парень в маскхалате, с откинутым капюшоном, без
шапки; в цыганских курчавых волосах забился вперемешку с землей снег, в
округленных глазах - боль, узкие скулы стянуты желваками. Левый набухший кровью
рукав маскхалата и телогрейки был располосован до плеча финкой, воткнутой в
землю возле ног. Парень, перекосив рот, мертвенно-синими, перепачканными в
крови пальцами неловко перетягивал бинтом индивидуального пакета предплечье,
скрипел зубами:
– Ах, гады, гады!.. Командира дивизии мне!.. Полковника
мне!..
– Помогите ему, быстро! - крикнул Кузнецов Чубарикову,
голова которого все моталась из стороны в сторону на длинной шее, будто он
вытряхивал из ушей попавшую туда воду. - Что стоите? Сделайте перевязку!
– Не дается, - мрачно отозвался ездовой Рубин, плюнул
на заскорузлую ладонь, в плевке погасил цигарку, а окурок сунул за отворот
шапки. - Разве-едчик, вишь ты, сам с усам! Куда там - гонор! Не подступись!
Орет на всех, как психовой!.. Разве-едчик!..
– Тут гремит все, огонь по степу… света не видать,
товарищ лейтенант, - ломким голосом заговорил Сергуненков, с выражением
изумления и доказательности возводя на Кузнецова детские голубые глаза, - а он…
ну, ровно бешеный какой… идет, качается, кричит что-то… ввалился потом… весь в
крови. Командир дивизии ему нужен. Из разведки он…
– Верим все на слово, лопухи! Куда там, "из
разведки"! - передразнивая Сергуненкова, выговорил Рубин, обратив свое
квадратное коричневое лицо к разведчику, который, вероятно, ни слова не слышал
из разговора, все упорнее натягивая на предплечье соскальзывающий бинт. -
Документы у него надо строго проверить!.. А что? Может, из совсем другой
разведки…
– Глупость! Чушь мелете, Рубин, - оборвал Кузнецов и
протиснулся между солдатами к разведчику, резко сказал: - Дайте бинт, помогу!..
Откуда? Один вернулись?
Разведчик, пытавшийся зубами затянуть бинт, яростно сорвал
его с предплечья, угольно-черные бешеные глаза всверлились в пространство над
ровиком, в уголках губ закипела пена, и сейчас, вблизи, заметил Кузнецов тонкие
струйки крови, засохшие на мочках его ушей. Он был, видимо, контужен.
– Не трожь! Отойди, лейтенант! - застонав, выкрикнул
разведчик и, оскалясь, заговорил взахлеб: - К командиру дивизии меня надо,
понял? К полковнику меня… Чего, как на бабу, уставился? Из поиска я, из
дивизионной разведки, понял? К полковнику… звони, лейтенант! Чего глядите,
сволочи? Потеряю сознание - и хана!.. Сознание потеряю!.. Понял, лейтенант? - И
из злых глаз его покатились слезы боли.
Запрокинув голову, он здоровой рукой обезумело рванул под
маскхалатом пуговицы телогрейки, пуговицы гимнастерки, окровавленными пальцами
зацарапал ключицы, выступавшие над застиранным морским тельником.
– Быстрей, давай быстрей! Пока в сознании я, понял?..
Звони полковнику, Георгиев - моя фамилия. Звони, сказать я ему должен!..
– Отправить бы его надо, товарищ лейтенант, - рассудительно
вставил пожилой наводчик Евстигнеев.
А Кузнецов все смотрел на пальцы разведчика, царапающие
ключицы, теперь хорошо понимая, что этот морячок - один из той разведки,
которую ожидали на рассвете и не дождались.
– В голову он контуженный, видать, и кровью изошел, -
сказал младший сержант Чубариков. - Как же его… в дивизию-то, товарищ
лейтенант? Кончиться по дороге может…
– На себе не поволокешь! А чего он в разведке
узнал-то!.. - вставил Рубин прокуренным злобным голосом. - После драки
кулаками… Моряк! На кораблях плавал, небось один шоколад жрал и белой булкой
закусывал. А мы лаптем щи… Раз-ве-едчик!..
– А может. Рубин, и поволокешь! - обрезал Кузнецов,
видя близко широкое и багровое лицо Рубина. - Кто здесь будет командовать? Вы,
Рубин?
– С умом надо, товарищ лейтенант…
– С вашим? Или с чьим? - крикнул Кузнецов и повернулся
к Чубарикову: - Связь с Дроздовским есть? Работает телефон?
Чубариков только повел головой в сторону задней стенки
ровика: связь, мол, должна быть.
– Перебинтуйте его, Чубариков, не давайте ему бинт
срывать! Я сейчас соединюсь!..
– Товарищ лейтенант, подождите! На нас идут. Опять!.. -
предупреждающим голосом вскрикнул Сергуненков и зажал уши.
А Кузнецов посмотрел в небо, уже выбежав на огневую площадку.
Огромная карусель "юнкерсов" вращалась над берегом, и опять,
сваливаясь из круга, подставляя засверкавшие плоскости невидимому солнцу,
скользнул в пике над дальними пехотными траншеями головной "юнкере",
круто пошел к земле.
Когда Кузнецов спрыгнул в неприютно мелкий, уз кий окопчик
связи, телефонист Святов сидел, пригнув голову к аппарату, придерживая одной
рукой трубку, привязанную тесемочкой к голове. И, втиснувшись в тесный ровик,
вынужденный прижаться своими коленями к коленям Святова, Кузнецов на миг
испугался этого случайного прикосновения: он не сразу понял, чьи колени дрожали
- его или связиста, - и попытался отодвинуться как можно дальше к стенке.