Время шло. Я теряла сознание, вновь приходила в себя. Затем услышала глухой топот. Алея возвращается! А я по-прежнему привязана к тележке, с ножом в животе.
Не желая видеть ее довольной ухмылки, я зажмурилась. Подскакавшая лошадь тонко заржала — и от этого боль мгновенно стихла, точно рану смазали кураре. Открыв глаза, я увидела рыжую с белым морду Кики.
Обрадовавшись, я тут же вспомнила, что не смогу с ней мысленно общаться. Магии ведь тут нет!
— Нож, — проговорила я хрипло; в горле давно пересохло. — Дай мне нож. — Я указала на брошенную Алеей выкидушку, затем на Кики. — Пожалуйста, дай его мне.
Она поглядела, словно в задумчивости. Затем подобрала нож зубами. Умница.
Моя сообразительная лошадка положила нож в подставленную ладонь.
— Кики, — задыхаясь, выговорила я, — если у нас получится, я скормлю тебе столько яблок и леденцов, сколько в тебя влезет.
Новая боль пронзила тело когда, я изогнулась, чтобы разрезать веревку, удерживающую левое запястье. Кое-как справилась. И, разумеется, упала — впрочем, приземлилась на локти и колени, не позволив ножу войти глубже. Затем собралась с силами, подползла назад к тележке и перерезала веревки на ногах.
Хотелось сдаться. Скорчиться бы на земле и остаться лежать, и пусть сознание уплывает, и отступает боль. Кики не позволила: она фыркала и тыкала носом мне в лицо, и пришлось вернуться в реальность. Спина ее казалась такой же далекой и недоступной, как облака на небе. Никакой тебе подставки, чтобы забраться на лошадь. Я засмеялась. Смех больше походил на всхлип.
Кики отошла и тут же вернулась с моим вещевым мешком в зубах. Положила его рядом. Я выдавила улыбку. Всякий раз, когда я садилась на свою лошадку, мешок был у меня за спиной. Может, она думает, что мешок нужен, чтобы забираться в седло... да и без седла ездить — тоже необходим? Кики ногой подтолкнула мешок мне под руку. Ах, ну да — я же обещала ей яблоки. Наверное, она хочет получить угощение, которое там припрятано.
Вялыми, едва повинующимися пальцами я развязала мешок. Кики, умница ты моя! Там же кураре, про которое я позабыла. Припасла его для Копьеглава; Исав дал. Я втерла чуть-чуть снадобья в кожу вокруг раны. Боль утихла. Облегченно вздохнув, я попыталась сесть. Удалось: хоть руки и ноги казались налиты свинцом, они сохранили подвижность. Проглоченная теоброма помешала кураре меня парализовать. С огромным трудом я навьючила на себя мешок, затем поднялась на ноги. Едва устояла, но меня подхлестнула мысль, что вот-вот может возвратиться Алея.
Кики подогнула передние ноги, опустилась на землю. Так, значит, никакой вам подставки? Она нетерпеливо заржала, подгоняя меня. Ухватившись за гриву, я уселась ей на спину, устроилась понадежнее. Кики поднялась и пустилась бежать — ровным, стремительным галопом.
Миг, когда мы покинули Пустошь, я ощутила чрезвычайно ясно. Магия накатила огромной волной, я буквально в ней утонула — ведь спасшая меня теоброма открыла сознание магическому воздействию. А едва мы покинули плато и оказались на Авибийской равнине, как на меня обрушилась защитная магия Песчаного Семени. Не в силах ей противостоять, я выпустила гриву Кики и на всем скаку свалилась наземь.
В сознании поплыли странные картинки. Кики обращалась ко мне голосом Айрис. Валекс замер и напрягся, когда на шее у него затянулась петля; руки были связаны за спиной. Ари с Янко сидели у костра на какой-то заросшей травой поляне, оба встревоженные, даже напуганные. Им прежде ни разу не доводилось заблудиться, а сейчас они решительно не понимали, куда идти. Мать цеплялась за ветки, а дерево раскачивалось под порывами страшного ветра. Запах кураре бил в нос; во рту таяла сладкая теоброма.
Когда я упала, нож Алеи вошел глубже в тело. Мысленным взором я увидела проткнутые клинком мышцы, разрез в желудке, текущую кровь и желудочный сок. Однако я не сумела собрать свою магию и залечить рану.
Зато уловила мысли Валекса. Его окружали солдаты; он дрался ногами, но кто-то натянул веревку, и петля туже сдавила ему шею.
Ему было очень обидно. «Прости, любимая. Кажется, на этот раз не выкрутимся».
Глава 31
«Нет! — закричала я. — Не умирай. Придумай что-нибудь!»
«Я останусь жить, если ты выживешь», — заявил он в ответ.
Чтоб ему пусто было! Во внезапной досаде я собрала скачущие, сплетающиеся картинки, смяла их в единый комок, попыталась отбросить. Я сражалась с магией, которая грозила окончательно меня побороть и уничтожить. Вырвавшиеся из-под моей власти обрывки картинок кружились, точно снежные хлопья в метель. Теоброма в крови обостряла мое восприятие, и магия ощущалась физически — сплетенные нити магической энергии были похожи на грубое одеяло.
Задыхаясь, обливаясь потом, страшным напряжением воли удерживая рвущуюся прочь магию, я выдернула из раны нож Алеи. Подвела к ней сгусток магической энергии, накрыла ладонями теплую струйку крови, сосредоточилась. Мысленным взором увидела рану. Подхватила вьющуюся рядом энергетическую нить и зашила поврежденный желудок, за ним — мышцы живота и наконец — кожу. Проверила, что получилось. На животе оказался безобразный красный рубец, причем стоило вздохнуть, как он тут же отзывался болью. Однако я избавилась от смертельной раны. Буду жить!
Итак, я выполнила свою часть сделки. А Валекс? Я отчаянно надеялась, что и ему удалось сдержать обещание. Навалилась неодолимая усталость. Я бы прямо там и уснула, но Кики опять принялась толкать меня носом.
«Надо бежать», — услышала я ее.
Открыла глаза. «Не могу — устала».
«Плохой запах. Бежим».
Мы выбрались за пределы Пустоши, но где-то неподалеку обретались сородичи Алеи.
«Держись за хвост», — велела моя лошадка.
Ухватившись за ее длинный хвост, я кое-как встала на ноги. Кики снова подогнула передние ноги, и я взгромоздилась ей на спину.
Поскакали. Я цеплялась за гриву, всеми силами борясь со сном. Солнце село, темная земля стелилась Кики под ноги. Было очень холодно.
Затем моя лошадка вдруг сменила аллюр, затрусила не спеша. Очнувшись от полудремы, я заморгала, пытаясь сообразить, где мы. Все еще на равнине, однако впереди горел костер.
«Заяц услышал. Не испугался», — сообщила Кики.
«Тут зайцы?» Ух как захотелось жареной зайчатины! От голода забурчало в животе. У меня в мешке лежало яблоко, но я обещала его Кики.
Моя лошадка насмешливо фыркнула, тихонько заржала и остановилась. Глянув между стоящих торчком ее ушей, я увидела, что дорогу нам преграждают двое. Лунный свет блестел на обнаженных мечах. Да это же Ари и Янко! Я их окликнула, и они убрали мечи в ножны, а Кики подошла ближе.
«Заяц? Не Человек-Заяц?» — поинтересовалась я. Известно же, что лошади не меняют раз данное людям имя.
«Он слишком быстр для человека».
— Слава судьбе! — воскликнул Ари.