Двор красного монарха. История восхождения Сталина к власти - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Себаг-Монтефиоре cтр.№ 72

Распорядок дня Ежова известен. Он допоздна спал дома, обедал с женой. Потом встречался с заместителем Фриновским на даче. Пропустив рюмку-другую, нарком ехал в Бутырку или на Лубянку допрашивать подозреваемых и часто собственноручно пытал их. Поскольку Николай Ежов находился в высшем эшелоне советской власти без малого семь лет, многих своих жертв он знал лично. В июне 1937 нарком внутренних дел подписал приказ об аресте своего крестного отца, Москвина, и его жены, в доме которых часто бывал. Обоих расстреляли.

Ежевика нередко поражал всех своей жестокостью. Чекисты арестовали Булатова. Он так же, как Ежов, был руководителем отдела ЦК и нередко бывал у него в гостях. Во время пятого допроса Булатова в камеру вошел генеральный комиссар госбезопасности.

– Ну как, Булатов признался? – поинтересовался он.

– Нет, товарищ генеральный комиссар! – ответил следователь.

– Значит, плохо работаете, – хмуро бросил Ежов и перед тем, как выйти, добавил: – Поработайте с ним как следует!

Но порой даже этому страшному человеку приходилось тяжело. Однажды Ежову пришлось присутствовать на расстреле друга. Ежов искренне огорчился.

– Я вижу по твоим глазам, что тебе меня жалко, – сказал ему товарищ.

Ежов был явно расстроен, тем не менее приказал чекистам открыть огонь.

После ареста еще одного старого друга он сначала тоже сильно переживал. Потом изрядно выпил, «взял себя в руки» и велел своим людям «отрезать ему уши и нос, выколоть глаза и порезать на маленькие кусочки».

Впрочем, жалость и переживания были показными, не настоящими. Однажды Ежов задержался в камере друга сильно за полночь. Они проговорили несколько часов. Эта задушевная беседа не помогла несчастному – его все равно расстреляли.

Члены политбюро восхищались твердостью Николая Ежова. Вячеслав Молотов считал, что «он хотя и не был кристально чистым человеком, но был хорошим партийным работником».

Иногда в разгар вакханалии арестов, пыток и убийств Ежевика вспоминал о своем истинном характере. Во время разговора со сталинским доктором Виноградовым, которому предстояло давать показания на предстоящем процессе над Бухариным, его же собственным учителем, подвыпивший Ежов посоветовал: «Вы хороший человек, но слишком много говорите. Запомните, каждый третий человек в стране работает на меня и обо всем мне рассказывает. Настоятельно советую вам поменьше болтать».

Это было время наивысшего могущества генерального комиссара Ежова. Он находился в зените власти и славы. На больших праздниках фоторепортеры обязательно снимали Ежова во время прогулки по Кремлю с самим товарищем Сталиным. Чекист смеялся и часто курил папиросу, которая казалась слишком крупной для него.

Слушая 6 ноября долгие речи партийных руководителей в Большом театре на торжественном заседании, посвященном Октябрьской революции, американский посол Дэвис внимательно наблюдал за Сталиным, Ворошиловым и Ежовым. Они часто о чем-то шептались и улыбались. «Правда» называла наркома внутренних дел «несгибаемым большевиком, который днями и ночами распутывает нити фашистских заговоров и обрубает их одну за другой». В его честь называли города и стадионы. Для казахского барда Джамбула Джабаева Николай Ежов был «пламенем, сжигающим змеиные норы».

Семья Ежовых жила на роскошной даче в Мещерине недалеко от Ленинских Горок. У многих большевистских руководителей там были загородные дома. На даче имелся обычный набор удобств советского вождя: домашний кинотеатр, теннисный корт и многочисленная прислуга. Своих детей у Ежовых не было. Они взяли из детского дома сироту, Наташу. Для нее Ежевика стал нежным и любящим отцом. Он учил приемную дочь играть в теннис, кататься на велосипеде и коньках. На фотографиях мы видим, как Ежов крепко обнимает Наташу. На снимках он ничем не отличался от любого другого нормального отца. Ежов баловал девочку подарками и часто играл с ней, возвращаясь домой с работы.

Когда нарком Ежов начал бросать в мясорубку террора иностранных коммунистов и русских, вернувшихся из эмиграции, к нему обратилась с просьбой о помощи бывшая эмигрантка Вера Трейл. Эта хорошенькая женщина была дочерью Александра Гучкова, известного царского либерала. В то время она была беременна и очень тревожилась за судьбу друзей.

Вере позвонили после полуночи: «Говорит Кремль. Товарищ генеральный комиссар готов вас принять».

Лимузин отвез Трейл в Кремль. Ее ввели в длинный тускло освещенный кабинет с лампой, накрытой зеленым абажуром. Аромат власти часто творит чудеса. Вера Трейл с первого взгляда влюбилась: «…Прекрасно высеченное лицо, коричневые вьющиеся волосы и голубые глаза (такой голубизны я никогда не видела), маленькие изящные руки». Она рассказала, что НКВД арестовал ее друзей, в основном писателей. Ежов умел слушать не перебивая. Он создавал впечатление, что ему очень интересен рассказ собеседника. Нарком отпустил охрану и сказал:

– Обычно я не принимаю незнакомых людей наедине, без охраны.

– Меня вы можете не бояться, – начала флиртовать просительница. – Я даже не захватила сумочку.

– Вижу. У вас только папиросы «Беломор»… Но вы сказали, что беременны, так ведь?

– Нет, я не говорила. Разве это не видно? – Огромный живот Веры свидетельствовал лучше всяких слов.

– Я вижу у вас на животе большую выпуклость, – пошутил Ежов. – Но откуда мне знать, что там не бомба, которую вы ловко спрятали в подушку? Ведь вас прежде, чем впустить, никто не обыскивал, не так ли?

Нарком встал, вышел из-за стола и направился к Трейл. На его лице было такое выражение, словно он собирался проверить ее живот. У Трейл от удивления широко раскрылись глаза. Ежов остановился на полпути, рассмеялся и вернулся на место.

– Конечно, вы беременны, – сказал он. – Я просто пошутил.

Сцена, разыгравшаяся в кабинете наркома внутренних дел в разгар ночи, как нельзя лучше показывает, каким чувством юмора он обладал.

Ежов пообещал рассмотреть просьбу Трейл, вновь принять ее и заботливо посоветовал отправляться спать.

На следующую ночь Вере Трейл опять позвонили из приемной Ежова. «Немедленно уезжайте в Париж!» – огорошил ее наркомовский адъютант.

Утром перепуганная Вера ни свет ни заря примчалась на вокзал, села на поезд и уехала в Париж. Она была твердо убеждена, что Николай Ежов, рискуя собственным положением, а может, и больше, чем положением, спас ей жизнь. Возможно, она права. Всех ее друзей расстреляли, а она осталась жива.

И все же физической привлекательности просителя или просительницы в подавляющем большинстве случаев было недостаточно для того, чтобы спасти жизнь врага. У Ежевики развивался роман с Евгенией Подольской, женой посла в Польше. Они встречались в тридцатые годы. Ежов даже предлагал ей остаться в Москве, но Подольская отказалась. В ноябре 1936-го она была арестована, а 10 марта 1937 года – расстреляна.

Ежов забрасывал своего непосредственного начальника, Молотова, донесениями о многочисленных заговорах, которые «раскрыл». «Я всегда считал, что наибольшую ответственность нес Сталин и мы, поощрявшие его и активно помогавшие, – писал позже Вячеслав Молотов. – Лично я всегда проявлял активность и полностью поддерживал принимаемые меры. Сталин был прав: лучше снести одну невинную голову, чем…» Железный Лазарь соглашался: «Иначе бы мы никогда не победили в войне». Молотов не кривил душой, говоря о своей активности. Он, не задумываясь, подписывал расстрельные списки и, очевидно, добавлял имена к спискам жен «врагов», таких как Косиор и Постышев. Все они были расстреляны. Из двадцати восьми комиссаров, работавших у Молотова в начале 1938 года, двадцать были убиты.