Звенья разорванной цепи - читать онлайн книгу. Автор: Алла Бегунова cтр.№ 15

Ныне, перечитывая произведения Умара ибн Ибрахима ал-Хайама, крымчанин нашел в них подтверждение своим мыслям. Он решил переводить рубаи, или четверостишия на тюрко-татарский язык, дабы донести до соплеменников, еще не успокоившихся после недавних событий, великую мудрость древнего философа. В ответ на суровые речи русской путешественницы Абдулла-бей тоже процитировал стихотворение из книги, переплетенной в желтый сафьян:

«Мы из глины, — сказали мне губы кувшина, —

Но в нас билась кровь цветом ярче рубина…

Твой черед впереди. Участь смертных едина.

Все, что живо сейчас, завтра — пепел и глина!»

Аржанова сильно сомневалась в том, что завтра станет пеплом и глиной. Это как-то не входило в ее планы и абсолютно противоречило намерениям правительства императрицы Екатерины Второй. Подобных превращений россияне ожидали только от своих лютых врагов, а сами хотели жить долго, бурно, богато и счастливо, торжествуя победы, радуясь новым свершениям.

Однако намек татарского вельможи Анастасия поняла. Прибегнув к причудливому восточному красноречию, Абдулла-бей, человек умный, известный и влиятельный, отказывался снова помогать ей, вмешиваться в русско-турецкие распри. Не спеша покуривая кальян в саду, где в конце апреля распустились бело-розовые цветы на абрикосовых деревьях, где пели птицы, где фонтан вел неумолчный рассказ о чем-то прекрасном, но — увы! — непонятном, он вроде бы советовал Флоре забыть о таком фантоме, как долг службы, и взглянуть на окружающее иначе.

Рабие, подав вторую чашку кофе княгине Мещерской, встретилась с ней взглядом и в испуге опустила глаза. Русская путешественница сердилась. Если же Аржанова приходила в ярость, то никакого задушевного разговора у них обычно не получалось. А младшая сестра Абдулла-бея хотела побыть с подругой подольше и приглашала ее в турецкую баню, ведь сегодня среда — женский день в этом роскошном помывочном заведении.

Молчание становилось угнетающим.

Татарский вельможа, хитро щуря глаза, наблюдал за гостьей. Понемногу она справилась со своими чувствами. Никогда нельзя откровенничать с этими собаками-мусульманами. Сколько ни плати им золота, они останутся прежними — людьми иного, варварского кочевнического мира, чуждого христианским ценностям. Быть готовым к любой неожиданности есть удел всех, кому государыня поручила дружить с ними во имя единства великой Империи.

Горячий черный кофе, наполнявший чашку до краев, показался Аржановой на вкус горше, чем полынь. Но курская дворянка медленно выпила его, поставила чашку на столик и, улыбнувшись Рабие, спросила, сейчас она хочет ехать в баню или попозже. Младшая сестра Абдулла-бея радостно хлопнула в ладоши:

— Шу-саатъ, джаным!

— Пек яхши [5] .

Турецкая баня, или «хамам», располагалась в Гезлеве-Евпатории совсем недалеко от соборной мечети Джума-Джами и, пожалуй, не уступала ей по красоте архитектурных форм и добротности. Девять куполов с круглыми окнами на самом верху, толстые и высокие стены, сложенные из бута и местного оолитового известняка, нарядная арка у главного входа. Внутри имелся просторный предбанник с мраморными полками и полом, за ним так называемый аподиторий — квадратное помещение с фонтаном — и далее — девять отсеков-комнат и небольших залов, где клубился плотный желтоватый пар, из кранов текла холодная и горячая вода, и на теплом мраморном подиуме, облитом мыльным раствором, сидели и лежали обнаженные мусульманки.

Хамам — единственное публичное место для восточной женщины, куда она могла выйти из своей тюрьмы-гарема, избавившись от жесткого и бесконечного контроля и угнетения. Оттого турчанки и татарки проводили в бане по нескольку часов. Сначала они принимали водные процедуры, потом переходили в аподиторий и, отдыхая от парной, располагались там на мраморных скамьях, пили кофе и шербет, курили кальян, болтали и смеялись. Собственная и чужая нагота нисколько их не смущала. Наоборот, с особой чувственностью, присущей южным народам, они наслаждались ею, оценивающе разглядывали друг друга и со знанием дела обсуждали женские прелести, иногда вспоминая и о некоторых деталях мужской красоты.

Когда Аржанова осенью 1780 года впервые попала в евпаторийскую баню, то была ошеломлена подобными откровенными нравами. Здесь Рабие увидела русскую путешественницу и сама познакомилась с ней. Крымская красавица сходу предложила Анастасии свою любовь. Однако никаких инструкций на сей счет Флора от начальства не получала. Кто такая Рабие, она тоже не знала и вежливо отклонила необычное предложение. Лишь позже выяснилось, что старший брат юной татарки — каймакам округа Гезлеве, и он давно ищет надежный контакт с русскими.

Естественно, разработку нежданно появившегося сторонника поручили Флоре. Она понравилась татарскому вельможе. Вероятно, рекомендации его любимой сестры тут сыграли роль. Их сотрудничество оказалось плодотворным и вполне успешным, кардинально повлиявшим на политическую ситуацию в Крымском ханстве. От него выиграли все: и Абдулла-бей, и курская дворянка. Между погонями, засадами, перестрелками, а также переговорами с кичливой крымско-татарской знатью кое-что перепало и страстной Рабие…

За прошедшие девять лет ничего не изменилось в великолепной бане возле мечети Джума-Джами. Котлы все также нагревали воду, и она по свинцовым трубам поступала к кранам. Поверхность мраморного подиума оставалась гладкой и теплой. В отдельном кабинете по-прежнему трудилась отличная массажистка Эмине, а в небольшом бассейне, куда вела дверь из кабинета, плескалась чистейшая вода, достигавшая температуры человеческого тела. За бассейн брали особую плату, и младшая сестра любителя персидской поэзии уже за него заплатила. Совместное купание сулило много возможностей для тайных, сокровенных прикосновений.

Аржанова окунулась два раза, целомудренно поцеловала подругу в щеку, потом завернулась в простыню и ушла в аподиторий. После сегодняшего разговора с Абдулла-беем никакие обязанности службы не давлели над ней.

Конечно, кто-то из женщин, связанных с исламским террористическим подпольем, увидел здесь русскую «Кызъ Шайтан-нынъ». Разносчица шербета наливала из кувшина сладкий охлажденный напиток в фарфоровую пиалу, которую Анастасия держала в руках, отвечая сестре бывшего каймакама, усевшейся рядом с обиженным видом. Но никто не осмелится убивать гостей могущественного Абдулла-бея в городе, некогда ему подвластном…

Разговор с княгиней Мещерской получился вовсе не таким, как ожидал подполковник Шаболдин. Он прибыл на рандеву точно в назначенное время, вручил прекрасной даме букет белых роз, поцеловал протянутую руку и принялся осыпать собеседницу комплиментами в том старинном великосветском духе, когда сам служил сержантом в лейб-гвардии Семеновском полку в Санкт-Петербурге. Анастасия молча подала командиру гарнизонного батальона сложенный вдвое лист гербовой бумаги с водяными знаками, красной государственной печатью и подписью царицы «Екатерина» — простой, без завитушек и росчерков, легко читаемой.