Напрасные совершенства и другие виньетки - читать онлайн книгу. Автор: Александр Жолковский cтр.№ 54

“…могила Рафаэля в Пантеоне, надпись на которой вторила той схеме космического единоборства, которую чаяла Ахматова: «Здесь покоится Рафаэль, который соперничал с самой Матерью-природой, и она опасалась, что в творчестве он превзойдет ее».” (Р. Тименчик)

А дальше последовал такой закидон:

“…Ахматова рассказывала:

– Меня возили к гробнице Рафаэля. Представьте себе, они его не похоронили! Наполовину гроб в стене, наполовину снаружи.” (А. Сергеев)

Данте Алигьери. Портрет работы С. Боттичелли (1495)

Анна Ахматова. Фото М. Наппельбаума (1921)

Наверное, сказалась травмированность непогребенным Лениным, хотя каменный гроб Рафаэля (как и гробы королей в христианских храмах по всей Европе), конечно, закрытый и с надгробием.

Но этим недовольство Ахматовой не ограничивается. Она продолжает:

“И рядом служитель с книгами почетных посетителей. Посмотрел, точно определил и подал мне расписаться книгу – китайскую! На лучшем ахмо́товском уровне. Знаете, я написала в Литфонд – мне прислали ответ: товарищ Ахмо́това…” (А. Сергеев)

Так что влетает и служителю. Но чем он виноват? Он “посмотрел” и довольно “точно определил”, что перед ним нечто азиатское, чем она, кстати, гордилась:

“ – А почему именно – Ахматова? Так это по имени моего пращура Ахмата… Предки мои были князьями в Золотой Орде…” (В. Астапов)

“Анна Андреевна сказала, что она надеется на хороший прием у татар благодаря своей татарской фамилии… О своем пребывании в Ташкенте говорила так: «Я себя чувствовала там как дома. Ведь я чингизидка».” (Н. Чулкова)

“В Ташкенте старый узбек носил ей молоко. Он был почтителен сверх меры. Молитвенно складывал руки при виде ее. Однажды взял со стола зеркало и сперва приблизил его к лицу Анны Андреевны, а потом поцеловал его. После рассказа пауза. И после паузы: «Он, очевидно, полагал, что я принадлежу к потомкам хана Ахмата, последнего хана Большой Орды».” (Л. Озеров)

Ну, с китайской книгой служитель, пожалуй, переборщил: Ахматова, в отличие от монгола Чингисхана полным китайцем все-таки не выглядела. Незадачливый служитель мог сориентироваться на некую общую восточность, тем более, что в Италии русская литература традиционно проходила по категории “восточных исследований” (studi orientali).

А может – чем черт не шутит? – может, в Пантеоне он лишь временно халтурил, а по образованию был вот именно ориенталистом, написавшим диссертацию об ахматовских переводах китайской или, там, корейской поэзии, скажем, корейской поэтессы Хван Чин И из Кэсона, и вполне сознательно, с тайной гордостью, поднес ей китайский, вернее, корейский альбом (различала ли она китайскую, японскую, корейскую и прочую иероглифическую грамоту, вопрос открытый – переводила-то она, о чем диссертант вряд ли догадывался, с подстрочников) и уже готовил небольшое славословие на русском языке, когда был на месте испепелен ее гневным взором…

Чингисхан. Китайский средневековый рисунок. XII в.

На даче в Комарове. Анна Ахматова. Фото Б. Шварцмана (1963)

Истоки гнева – не бином Ньютона. Это в Ташкенте она хотела быть чингизидкой, а в Риме – не меньше, чем итальянкой, соплеменницей и даже родственницей Данте:

“[К]огда большая группа поэтов поехала в Италию по приглашению тамошнего Союза писателей, а ее не пустили, и она говорила, лукаво улыбаясь: «Итальянцы пишут в своих газетах, что больше хотели бы видеть сестру Алигьери, а не его однофамилицу». И повторяла для убедительности, по-итальянски: «La suora di colui» («Сестра того»). Под однофамилицей подразумевалась поехавшая в Рим Маргарита Алигер, но в каких газетах писали это итальянцы, выяснять было бесполезно. A «la suora di colui» – это луна в XXIII песне «Чистилища», сестра того, то есть солнца.” (А. Найман)

Выразилась она с великолепной архаичностью, преподав итальянской прессе божественный урок, хотя сама по себе хохма, вообще-то, напрашивалась, ср. эпиграмму Сергея Смирнова:

Не оскудел в какой-то мере

Живой созвучности пример.

Был, скажем, Данте Алигьери,

Есть Маргарита Алигер.

Но, конечно, куда там Алигер со свиным рылом в калашный ряд?! Зато установка Ахматовой на протеизм – законная, пушкинская, ну, слегка, что ли, в приговском повороте:

В Японии я б был Катулл

А в Риме – чистым Хоккусаем

А вот в России я тот самый

Что вот в Японии – Катулл

А в Риме – чистым Хокусаем

Был бы

А служитель – дурак такой! – не понял.

“Дурак такой! – говорила она о Голлербахе. – У его отца была булочная, и я гимназисткой покупала в их булочной булки – отсюда не следует, что он может называть меня… Горенко.” (К. Чуковский)

Она всегда была самостоятельной женщиной, даже в советские времена – с машиной. А теперь вообще появлялась, когда хотела.

Как известно, старая любовь не ржавеет. Вернее, ржавеет медленно. Я уехал. Приезжал, уезжал, снова приезжал… Любовь не ржавела, не ржавела, а потом взяла и заржавела.

И однажды ночью, пролежав неловких полчаса без движения, я признался, что ничего такого мне неохота.

Она помолчала, потом внятно проинтонировала: “Тогда это сделают ДРУ-ГИ-Е”; встала, оделась и уехала —

На конференцию в Питер я приехал сонный (сосед по купе храпел) и то и дело клевал носом прямо в первом ряду. Осознав, как это неприлично, на половину второго заседания я попросился в кабинет к Главному Вдохновителю (ГВ) чтений, где в мягких креслах соснул часок с более или менее чистой совестью.

Уровень докладов был неплохой, но смущал игривый крен даже в лучших из них (кроме одного, действительно выдающегося) в сторону развлекательности, репертуар которой с наступлением компьютерной эры пополнился аудиовизуальными эффектами.

В последний день конференции, после собственного выступления (перед которым тоже недоспал) и обильного ланча, я собрался вздремнуть на докладе моего Закадычного – почти сорокалетней давности – Оппонента (ЗО), с тем чтобы очнуться бодрым к заключительному выступлению ГВ, коллективному финальному выпивону и, на закуску, званому ужину у Верховных Попечителей (ВП) конференции. Тем более что содержание доклада ЗО не составляло загадки: нам предстояло услышать, что эти идеи он, э-э, уже развивал, м-м, тогда-то и там-то, а также, э-э, там-то и там-то… Повеселив народ своим пророчеством по дороге с ланча, в зале заседаний я отсел в дальний угол, плотно надел аэрофлотовский наглазник и под смешки соседей отключился.