Напрасные совершенства и другие виньетки - читать онлайн книгу. Автор: Александр Жолковский cтр.№ 32

Я не стал возражать и покорно принял так называемое коленно-локтевое положение. На мой, выражаясь бахтинским языком, обнаженный материально-телесный низ было наброшено специальное белое покрывало с отверстием посередине. В отверстие ввели ректоскоп – прозрачную трубку, через которую при свете специальной маленькой лампочки можно наблюдать состояние стенок. Испытавшие эту процедуру знают всю меру дискомфорта, вызываемого давлением трубки: ощущение такое, как будто ты вот-вот взорвешься. Дискомфорт усугублялся присутствием зрителей, но – чего не потерпишь ради науки?!

Процедура, однако, затягивалась. Сначала врач говорил, сколько минут еще оставалось до конца, но потом они с медсестрой стали шушукаться, я прислушался и уловил какие-то странные реплики:

– Запасной нет… Там закрыто… Может, на третьем?..

– Что происходит? – спросил я.

– Лампочка в ректоскопе перегорела, надо будет принести новую с другого этажа. Что вы предпочитаете – постоять так или сейчас вынуть, а потом вставить еще раз?

Я выбрал первое. Сестра побежала за лампочкой. Наступившая неловкая пауза взывала о реплике, и я ее подал:

– Ну что ж, даже в предположении, что на исследуемом участке, как и по всей стране, налицо советская власть, отсутствие электрификации явно задерживает постройку там коммунизма.

Вскоре сестра вернулась, перегоревшая лампочка была заменена новой, и осмотр продолжался. Кажется, ничего интересного он не показал. Диагноз же в конце концов был выставлен, с перечислением всех болезней, названия которых образуются прибавлением к участкам желудочно-кишечного тракта суффикса “-ит”: гастрита, дуоденита, энтерита, колита… и т. д., кончая сфинктеритом.

Эту историю я неоднократно рассказывал, поощряемый Мельчуком – любителем как скатологии, так и антисоветчины. А когда в Штатах я поведал ее Омри Ронену, он немедленно вспомнил аналогичную, произошедшую с ним. Ему оперировали что-то в нижней части тела, и хирург-профессор тоже спросил, не будет ли он возражать против присутствия студентов.

– Нет, при условии, что это будут ваши студенты, а не мои.

Дарить подарки я толком не умею. Не приучен с детства, да так и не научился в дальнейшем. То есть принести, идя в гости, бутылку вина и в крайнем случае коробку конфет хозяйке, не говоря о вручении коллегам собственных книг, для меня не проблема. Но уже, скажем, букеты и духи дамам сердца могу пересчитать по пальцам одной руки. Причем истории эти все больше с каким-то заграничным, иностранным ароматом. Например, дарение цветов прелестной датчанке на различных железнодорожных вокзалах Европы. Или доставка из Штатов беспошлинных французских духов “Poison” указавшей на них не менее прелестной москвичке. Ну, еще пару мелодраматических эпизодов с цветами, наверное, можно наскрести, но это уже будет практически все.

Духи “Poison” запомнились сразу, так сказать, намертво, – о названии Диор позаботился, так что их я в аэропорту никогда не путал. Но запаха их, честно признаюсь, не помню – работал с ними исключительно на словесном уровне. Впрочем, ничего летального во вдохновившем их романе не было. Все целы, живы, победила, в конце концов, дружба.

Но был, был и эпизод целиком – и очень глубинно – отечественный, причем вполне себе на грани жизни и смерти.

Дело было летом 1970 года. В моей жизни это пришлось на период тяжелого желудочно-кишечного заболевания и одновременно романа с, не побоюсь лексического повтора, прелестной франкофонкой – смешанных экзотических кровей и в полтора раза моложе меня. Выход из затруднительной коллизии был найден в поездке на Северный Кавказ. Мы сняли комнатку в Железноводске, я наведывался к источнику со специальной кружечкой для питья минеральной воды (рекомендовалось медленное, вдумчивое посасывание через носик, ответвляющийся от ручки) плюс по курсовке принимал грязевые ванны в одном из санаториев, в остальном же мы вели курортную жизнь, включавшую выезд к ее знакомой на пустынную дачу азербайджанского ЦК под Баку и планы последующего турне по Грузии в обществе моих тбилисских друзей.

Все шло хорошо, воды и грязи оказывали свое целебное действие, я взбодрился и даже изготовил – из “Военных астр” недавно открытого мной Мандельштама – мадригал своей спутнице; с дарением самодельных стихов у меня всегда был полный порядок. Как вдруг, а вернее, постепенно, я стал замечать, что вокруг поползли разговоры об эпидемии холеры и ряды знакомых курортников редеют на глазах. Радио об этом не вещало, газеты не писали, но глухие сигналы начали проникать в мое напрочь заблокированное лечением и любовью сознание. Пора было взглянуть реальности в лицо.

Духи «Красная Москва»

Я решил отправиться на станцию – тем более что взятие билетов в Грузию мы все еще беззаботно откладывали – и разобраться на месте. Но особой тревоги я не испытывал, и ассоциаций со “Смертью в Венеции” (Томаса Манна – фильм Висконти появился лишь через год) у меня не возникало.

На станции было безлюдно. Быстро выяснилось, что поезда в Грузию отменены, а в Москву билеты продаются только по предъявлении паспорта с московской пропиской, но продаются сугубо теоретически, в натуре же их нет. Тут до меня наконец дошло, что дело серьезно, особенно для таких желудочников, как я, – роковым мог оказаться любой неосторожный глоток. Помню даже, какими словами я об этом подумал: “Это что же, советская власть заботится о моем драгоценном статусе москвича больше, чем я сам?!” Я окончательно очнулся и приступил к действию.

Я отправился в местный универмаг (магазины работали), походил туда-сюда, пошарил глазами по полкам в ожидании творческого наития, и мой взор упал на стройный ряд багряных упаковок духов “Красная Москва”, с обильно позолоченными, как бы кремлевскими, но и слегка мондриановскими, зубцами.

Духи эти, как я знал, считались роскошными в кругах полусвета. Запаха их я опять-таки не помню, но, кажется, это было нечто густое, пряное, дурманящее. Оценил же я их богатый топонимический потенциал. Короче говоря, я немедленно – за внушительную сумму (мне помнится цифра 7 руб., но ручаться не могу) – купил коробку и, быстрым шагом проследовав на вокзал, просунул ее в окошечко кассы, со словами:

– Тут написано, куда мне нужно два билета. А вот деньги.

Произнеся эту эффектную реплику, я вдруг сообразил, что паспортов наших я с собой не захватил, поскольку планировал свою вылазку как сугубо рекогносцировочную. Однако паспортов не потребовалось. Из темного окошечка, за которым внешности кассирши было не разобрать, появились два билета на вечерний поезд.

Мы мгновенно сложились и через сутки (двое?) были в Москве. То есть отделались, можно сказать, легким каламбуром. А в дальнейшем победила, как водится, дружба. Видимся, правда, редко: я живу в Калифорнии и бываю в год от года все более красной Москве только летом, а она преподает в Москве, живет же в основном во Франции. Но иногда пересекаемся.