– Значит, для тебя?
«Да, черт возьми!»
Но Кросс проглотил слова:
– Она – ни для кого из нас.
– Чейз с тобой не согласится.
– И она уж определенно не для Чейза.
– Значит, сказать Борну, что она здесь? – ехидно осведомился Темпл, очевидно зная, что Кросс не сможет ничего поделать.
Ему следовало согласиться. Следовало позволить Борну и Пенелопе как-то урезонить свою заблудшую сестрицу. Пусть кто-то другой заботится о Филиппе Марбери, прежде чем та окончательно погубит себя и заодно половину Лондона.
Месяц назад он так и сделал бы. Неделю назад.
Но сейчас…
– Нет.
– Я так не думаю! – весело объявил Темпл.
Кросс пронзил его взглядом:
– Ты заслуживаешь хорошей трепки.
– Да? – коварно усмехнулся Темпл. – Уж не от тебя ли?
– Нет, но ты своего дождешься. И тогда уж мы все посмеемся.
Что-то сверкнуло в черных глазах Темпла.
– Такие обещания искушают, дружище.
Он драматично прижал руку к груди:
– Искушают.
Кросс, не тратя больше слов на своего идиота-партнера, вышел из комнаты и быстро направился к задней лестнице «Ангела». Ему не терпелось найти Пиппу. Поскорее забрать в плен, прежде чем кто-то другой это сделает.
Если этот другой коснется ее, Кросс его убьет.
Он толкнул дверь маленькой пустой комнаты по одну сторону от главного зала и вышел в зал, наполненный смеющимися людьми в масках. Не то чтобы он с трудом мог ее найти. Он нашел бы ее среди тысяч.
Но ему не пришлось слишком долго искать.
Пиппа тихо взвизгнула, когда они столкнулись, и Кросс поспешно сжал ее плечи, чтобы не дать упасть. Ошибка. На нем не было перчаток, а в этом непристойном платье, похоже, не хватало ткани. Кожа казалась мягкой и теплой, такой теплой, что обжигала.
И ему не захотелось отнимать рук.
Кросс не выпустил ее, даже когда ее руки легли на его грудь. Сапфировые юбки запутались в их ногах, точно как ее запах спутал его сознание. Свежий, яркий и совершенно неуместный в этом мрачном порочном мире.
Кросс поспешно затащил ее в комнату, из которой пришел, и резко спросил:
– Почему на вас нет перчаток?
Вопрос удивил обоих, но Пиппа очнулась первой.
– Я их не люблю. Они уменьшают чувствительность.
Трудно было представить, что он потеряет чувствительность, когда она оказывалась рядом, когда была готова воспламенить его. Он проигнорировал ответ и попытался снова:
– Что вы здесь делаете?
Его голос звучал так мягко… слишком мягко. Он собирался приструнить ее. Испугать.
– Меня пригласили.
Ничто не испугает Пиппу Марбери.
– Вам не следовало приходить.
– Никто не увидит моего лица. Я в маске.
Кросс потянулся к маске, провел пальцем по изящным изгибам. Конечно, Чейз подумал о ее очках. Чейз учитывал все.
В груди Кросса стала развертываться спираль раздражения, добавляя резкости следующим словам.
– Что на вас нашло? Принять это предложение? Здесь может случиться все.
– Я пришла увидеть вас.
Слова были мягкими, простыми и неожиданными, и Кросс не сразу понял их смысл.
– Увидеть меня, – повторил он, как идиот, в которого превращался каждый раз, когда Филиппа оказывалась рядом.
Она кивнула:
– Я сердита на вас.
Но в голосе совсем не слышалось гнева. И потому он понял, что это правда. Пиппа Марбери даже злится не как другие женщины. Нет, она разовьет эмоцию, рассмотрит ее со всех углов и только тогда начнет действовать. И с необыкновенной точностью застанет противника врасплох, так легко, словно устроила внезапный штурм в ночной тишине.
– Простите, – сказал он.
– За что? – спросила она.
Кросс помедлил. Ни одна женщина не спрашивала его об этом. Он и не ответил.
– Вы не знаете, – добавила Пиппа.
Не обвинение. Факт.
– Не знаю.
– Вы мне лгали.
Он лгал.
– Насчет чего?
– Я понимаю ваш вопрос как то, что вы делали это не однажды, – фыркнула она.
Кросс не видел ее глаз в прорезях маски, и ему захотелось сорвать ее с Пиппы.
Чтобы поговорить.
Нет. Он вовсе не хотел этого разговора.
Кросс хотел отправить ее домой. В постель. Пусть ведет себя как нормальная аристократка. Он хотел, чтобы ее заперли в комнате, пока она не станет леди Каслтон. Не покинет навсегда Лондон и его мысли.
Похоже, он лгал и себе.
Он выпустил ее плечи, ненавидя себя за то, что лишился прикосновения к ее нежной коже.
– Вы граф, – тихо сказала Пиппа. Но осуждение в ее словах было явным.
– Я не люблю слишком много думать об этом.
– Граф Харлоу.
Кросс едва не поморщился:
– Еще меньше мне нравится слушать это имя.
– Вам нравится делать из меня дурочку? Конфузить меня? Все эти «мистеры»… А когда я заявила, что будь вы аристократом, я бы не попросила у вас помощи? Очень громко смеялись после моего ухода той ночью?
После ее ухода той ночью он был совершенно уничтожен и отчаялся, потеряв всякую надежду снова оказаться рядом с ней. Ему в голову не приходило смеяться.
– Нет, – сказал Кросс, зная, что должен добавить что-то еще. Зная, что нужно сказать больше. Но не мог найти слов и поэтому повторил:
– Нет.
– И мне стоит этому верить?
– Это правда.
– Как правда и то, что вы граф.
Он не мог понять, почему это обстоятельство так ее раздражает.
– Да. Я граф.
Пиппа невесело рассмеялась:
– Граф Харлоу.
Кросс сделал вид, будто это его не беспокоит. Не беспокоит его имя в ее устах.
– Не то чтобы это было тайной…
– Для меня было, – отрезала она.
– Половина Лондона это знает.
– Но не моя половина, – разозлилась Пиппа.
Он тоже разозлился:
– Вашей половине и знать необязательно. Вашей половине это просто ни к чему.
– Я должна была знать. Вам следовало сказать мне.
Ему не стоило чувствовать себя виноватым. Не стоило чувствовать себя ей обязанным. Не стоило терять самообладание.