Эпоха мертворожденных - читать онлайн книгу. Автор: Глеб Бобров cтр.№ 59

Предчувствуя неминуемый домашний скандал, нарисованный хорек, блестя пьяным глазом, ехидно показал мне алый язык. Привет, привет, родной! И я – рад тебя видеть…

Войсковой группировкой оказался недоукомплектованный батальон Буслаевского полка под командованием майора Колодия. Оперативным сопровождением – три бывших омоновца из ближайшего окружения Ярослава Узварко и один бывший гэбист из штаба Владимира Каргалина – командующего южным фронтом, к коему относится Краснодонской район с соокраинами и всем приграничьем.

Официально спецоперацией "кєрував" Михаил Богданович. Правда, он откровенно побаивался толпы непонятно каких, но весьма приближенных к Военсовету рож и, по сему, за руки нас не придерживал и, упрямо бурча под нос, выполнял все наши пожелания. Хлопцы Ярика осуществляли функции глаз и ушей, причем отлично, на все сто задачу отработали – совершенно конкретные ребята. В то, чем занимался Каргалинский эмиссар, я так, честно сказать, до конца и не въехал, но свой участок общей координации, видать, делал исправно. Во всяком случае, уважением пользовался огромным, плюс сам вместе с остальными не чурался ни с БТРа – не слазить, ни АКМ из рук – не выпускать.

С первых дней повального шмона тридцатикилометровая зона вдоль сектора отработки вздрогнула и замерла в немом ужасе. В придорожных поселках запылали особняки и богатые подворья. Езда на мотоциклах – стала самоубийственным аттракционом смертников. Ублюдочное выражение лица – приговором. Полновесной свинцовой слезинкой отлились промысловикам кошмары беженских ночей. Все причастные к приграничному беспределу, не взирая на должности, возраст и пол, выхватывали по максимальному счету. Продажные мусора, рядышком с рядовыми налетчиками, снопами валились под стены складов награбленного. У сунувшихся под раздачу родственников и родителей – трещали ребра и в миг вылетали кровавые сопли. Приговор гопнику, автоматом, означал уничтожение всего хозяйства, имущества и скота. Дети платили – быстрым сиротством, родители – неминуемой нищетой: расплатой за собственных выродков. Вот думайте, теперь, кого вырастили! Круговая порука и поселковое кумовство сплошной родни не могло противостоять раздробленным пальцам и сточенным, по живому, зубам. Мародерство из лихого образа жизни и доходного бизнеса, в одночасье, превратилось в несмываемое проклятие и неминуемую расплату.

Начали, разумеется, с поселка Урало-Кавказ. Сяву не взяли, хотя и искали, как никого – по слухам, ушел в окрестности Давыдо-Никольского, гнида. Ну, туда всей армией Республики соваться надо, не меньше и то – после войны. Традиции, никуда не денешься: исторически – всесоюзная малина "откинувшихся", вышедших после отсидки на зоне, урок. Банду его пошерстили, минимум, на половину. Публично, для наглядности, укокошили "смотрящего" – из Сявыных родственничков, бандюган. Хозяйство – сожгли, как и еще десятки в поселке. Скотину – вырезали. Под руку, не повезло то ли брату, то ли свату – такой же урод, весь синий от многочисленных ходок, лишь возрастом – вдвое старше. Сунулся, в самый разгар, с гунявыми тёрками и, разумеется, тут же получил прикладом в череп. Причем, так выгреб, что к концу погрома богатой усадьбы – врезал дуба. И – хер с ним! Одной околевшей пакостью – больше…

Помню, еще в институте, много спорили о роли Ивана Грозного. Юные моралисты-историки – мантии судей примеряли. Попал тогда основательно: за попытку вякнуть в защиту "Новгородского Усмирения" – чуть глаза не выдрали. Я то, наивный, исходил с точки зрения задач по "собиранию страны" и централизации государственной власти. Оказалось же: "гуманизм – юбер аллес". Понятно – масштабы накал да и эпохи – несопоставимы, но общее – налицо. Куда деваться от реального опыта? Вот – жизнь наглядно подтверждает: иногда жестокость – единственное противоядие. Ведь, по сути, все дерьмо в мире – от безнаказанности. И коль нет страха перед воздаянием свыше, приходиться порой кому-то из небрезгливых, надевать забрызганный красным фартук и желтую резину на руки да идти – в какашках копаться. Бывает и такая – работенка, не из приятных…

На четвертый день "ракоставленья" раздался первый звоночек моего персонального Рока – словно профзаболевание, какое-то, честное слово… Некий пронырливый и, надо признать, не ссыкливый журналист одного известного Московского рупора либеральной педерастии, переслал по спутнику фоторепортаж, который, естественно – как же иначе! моментально растиражировали по всему миру. Святое дело – ценности общечеловеков под угрозой! В числе главных командоров средневековых извергов, кровавых мясников и профессиональных палачей – впервые прозвучала скромная фамилия Кирилла Деркулова. Дебют, так сказать… Вэлком в мир культовых персонажей Украинской Зверофермы. Ничего, со временем пропечатают и в Нюренбергской колоде – триумф карьеры малороссийского недочеловека. Целого трефового короля удостоюсь. Из военных, в короли – один Буслаев попал и тот, червовым. За бешенные матюки по общей связи, не иначе… сердечко ты наше, гламурненькое! Рядом поставили – будущего командарма и полевика… Говорю же – общечеловеки!

Особо продвинутых носителей гуманитарных идеалов впечатлил один из кадров – крупный план повешенного выблядка. Красивая фотография. Молодец, железножопый сталкер! Кроме портретного ракурса – правильный эстетический подход: такие вещи, по определению, должны быть черно-белые. Я ее видел… Завис в петле, красавчик: вываленный язык, порванная пасть и, ровно срезанный "болгаркой", передний ряд зубов. Более того, точно помню о ком речь: генетический двойник здрыснувшего Сявы – один в один, недоносок!

Жаль, не сохранилась вырезка – я бы ее над кроватью повесил. Может в Нюрнберге, при знакомстве со своим делом, разживусь?

* * *

– Занесло мне как-то во двор листок выборной, на мове их, бычьей, писаный. Мой кобелек цепной, Жучок, уж года три как нет, дурка… так он вот – нюхнул его разок – неделю слизью поблевал зеленой, поносом посрался кровавым да издох, бедолага. А ты говоришь – нормальный был палитицкий процесс – хитро улыбаясь в прокуренные усы, заканчивает свой рассказ Дядя Михась…

Наш КАМАЗистый водила, развалившись вместе с остальными на ребристоре БМПэшки, откровенно подзуживает, пытающегося на полном серьезе что-то доказать, Кузнецова. Кинжалом непорочности, пристроившийся меж ними Салам, исподволь зыркая на горячо возражающего Антошу, явно из последних сил душит саркастическую улыбку. Сверху – с башни, мне назойливо маячит сеть широких шрамов через весь его бритый затылок да дурацкий обрывок нижней половины правого уха, вместе с мочкой, зачем-то оставленный врачами, по кускам собиравшими в госпиталях его изрядно подряпанный "татарский башка". Жихарь, вытянув ноги вдоль брони, грызет травинку, тяжелым взглядом давит в сияющую небесную синь и до обычных, ничего у нас не значащих, диспутов – не опускается.

Сзади башни, на десантах сгурьбились мои "мышата" – бывшее Сутоганское пополнение. Отстояли ребятки своё – в секторе Салимуллина, с граниками. Трое выживших во главе со старшим Лёшкой Гридницким прибились ко мне и теперь, по преданности к командиру, составляют конкуренцию старым афганцам. Молодые, мелкие, какие-то моторные, неуловимо подвижные, что-ли. Похожи – как братья да и, вроде, все из одного шахтного поселка от Вахрушевских окраин. Лица востренькие, прыщавые, словно из плохо промешанной ржаной муки с полбой, нездоровые… Точно – мышата. Но только на вид: дойдет до дела – гасите свет. Солдатских навыков, знаний – кот наплакал, зато упертой ярости, готовности зубами рвать – только успевай поводья придерживать. Вот точно такие, поди, в Отечественную, бросаясь со связками под танки – стальной вал "Барбароссы" остановили. Один в один! Забери разгрузку и оружие, помой, причеши – вылитые ПТУшники, а никакие не бойцы. Сейчас прижухли, сидят молча – слушают. Вообще – не из балакучих, детишки.