— Что ты здесь делаешь? — спросил он.
Я достал сигареты.
— Нину ищу.
— А зачем тебе Нина?
— Я ей брат, как-никак.
— Из-за тебя она тут и очутилась. — Он настороженно смотрел на меня.
Потом прошел на кухню. Я услышал, как он выкладывает свертки с едой. В животе заурчало. Почти сутки у меня маковой росинки во рту не было. Стейн Уве опять возник на пороге. Ему явно много чего наплели.
— Я здесь, чтобы ее защитить, — сказал он и сообщил, что услышал от Нины.
Уму непостижимо. То есть я, конечно, понимал, что он может так подумать, но вот чтоб Нина говорила подобные вещи?! Разве я поступал с ней так? Разве не давал ей проходу? Как ни странно, я даже не очень обиделся. Скорее почувствовал облегчение, хотя выложил мне все это не кто-нибудь, но Стейн Уве. Я попросил его хорошенько подумать. Тринадцать лет он донимал меня, следил за каждым моим шагом. И что же, так меня и не знает? Вправду считает, что я способен домогаться родной сестры? Я рассказал, что Нина уже года три с кем-то крутит. И еще в четырнадцать лет стала допоздна где-то шастать. Подарки получала — одежду, туфли, побрякушки, — но не могла объяснить, откуда все это берется.
Похоже, он не поверил.
— И женщина у меня есть, — сказал я.
— Что ж ты молчал?
— Она замужем.
— А как насчет ее мужа?
— Он знает, что-то происходит, но понятия не имеет, что именно.
Стейн Уве фыркнул.
— Ты совсем совесть потерял?
— Он мне нравится. А еще больше нравится она.
— Но кто же это? — спросил он, и тут я почувствовал, что пора кончать, а потому сказал:
— Ты их не знаешь.
— Сукин ты сын. — Он долго смотрел на меня, а потом рассказал, что Нину не раз видели ночью на окраине, в Мёлле. Я спросил, откуда ему это известно. Слышал от кого-то, сказал он, и сам видел ее там третьего дня, опять-таки ночью, она убежала от него.
Я направился к гостевой комнате, где спала Нина.
— Ты куда? — спросил Стейн Уве.
— Хочу задать ей несколько вопросов.
— Оставь. Не надо.
Стейн Уве посмотрел на ее дверь, постоял, размышляя о чем-то. И все больше напоминал мне мальчишку, которого поймали на магазинной краже, а он изо всех сил старается собраться с духом и попросить у хозяина прощения. Он открыл дверь веранды, предложил немножко прогуляться и медленно вышел на улицу. Я последовал за ним. Мне не доводилось ни бывать у него в саду, ни видеть этот сад; единственный раз я заходил сюда, но в потемках. Я думал, садик совсем крохотный, но терраса оказалась гораздо просторнее, чем представлялось с дороги. Несколько яблонь и слив, клумбочки с цветами среди деревьев — желтые, красные, фиолетовые садовые цветы. Он спустился по ступенькам веранды на дорожку, вымощенную круглыми сланцевыми плитками. Я шагал следом, озираясь по сторонам. Мы подошли к прудику, разделенному пополам цепочкой камней, по которым можно было перейти на тот берег, что мы и сделали. В глубине сада стояла скамейка. Стейн Уве сел. Я смотрел на вишню, усыпанную мелкими лиловыми цветами.
— Как тебе это?
— Здорово! — сказал я.
Он простодушно усмехнулся.
Как давно я не бывал в таких спокойных, безмятежных местах. Я имею в виду, моя душа наконец-то немного успокоилась.
— Я и не знал, что у тебя есть сад. — Я подошел к прудику, глянул в воду. Рыбок там не было, только водомерки да жуки-плавунцы.
— Ты хочешь сохранить усадьбу за собой?
— А ты как думал?
— Я говорил с Гуннаром.
И Стейн Уве рассказал о признании Тросета: что он был тогда на верхнем участке и видел оттуда, как Хуго, подавая трактор назад, сбил отца, но не насмерть, и что Хуго, он почти уверен, голыми руками убил отца и бросил в колодец. Он просил Тросета дать показания в полиции, но тот отказался.
Я стиснул зубы, в желудке громко заурчало, и минуту-другую я стоял зажмурившись, ждал, пока буря в животе утихнет, потом вернулся к скамейке в полной растерянности. Стейн Уве подошел ко мне. Хотел что-то сказать, утешить, но я велел ему заткнуться. Сплюнул в траву, взглянул на вишню.
— Пойду на Нурдре-гате.
— Нет, погоди.
— Я ждал тринадцать лет! — крикнул я.
— Как по-твоему, что будет, если ты двинешь туда и кинешься на Хуго с кулаками? Нельзя давать ему козыри, которые он против тебя же и использует. Если хочешь, чтобы Хуго получил по заслугам и Йёрстад отошел обратно к тебе, надо подождать.
Черт бы его побрал, но он прав.
— Я должен поговорить с Гуннаром.
Стейн Уве стал под вишней, сорвал несколько цветков.
— Это мы сделаем попозже. Сперва я поеду в управление и подниму дело из архива. А ты своди Нину куда-нибудь, помирись с ней. Возьми мой «фольксваген». В машине разговор легче идет.
Мне было неловко от неожиданно установившегося между нами доброжелательного тона, и я надеялся, что дальше этого дело не пойдет. Пальцы у него подрагивали, наверняка хочет похлопать меня по плечу или пожать руку, а я стоял, наблюдая за ним, и ждал, когда это кончится.
Нина показывала в сторону Грёнберга, за дельтой. Дорога на Грёнберг исчезла. Футбольное поле тоже скрылось под водой. Надувная лодка скользила по свинцово-серой глади между воротами, таща на буксире что-то с виду похожее на холодильник. Мост пока не затопило, но, как выяснилось, движение там перекрыли. Мы поехали в гору, к туннелю, где долина сужается и река становится узкой и очень глубокой. В нескольких километрах к северу от туннеля река опять расширялась и уходила в провал ущелья. Нина опустила окно, и задолго до поворота я услыхал грохот воды. Подъехал к дорожному ограждению, вылез из машины, глянул вниз, в ущелье. Квенна с ревом мчалась меж угольно-черных скал, клокочущие валы взметались высоко в воздух, и над белыми каскадами в тумане брызг стояли полосы радуг. Асфальт под ногами дрожал. Нина повернулась, глядя на реку, которая длинной излучиной огибала мыс и дальше резко сужалась. Она куда-то показывала рукой. Посреди потока виднелись три коровы — беспомощно дрыгали ногами, стараясь держать голову над водой. Я велел Нине отвернуться, но она точно завороженная смотрела, как коровы боролись за свою жизнь, однако к берегу приблизиться не смогли, течение увлекло их прочь и, словно игрушки, швырнуло в стремнину ущелья.
Я взял Нину за плечи, посадил в машину. Взглянул на небо. Над головой летит облачная пелена. Кое-где в разрывах проблески синевы. Я спросил, как насчет съездить в Брекке, посмотреть на Йёрстад. Она вроде бы хотела что-то мне сказать, но не ответила, глядела вниз, на реку. Мы поехали дальше. На обочине кое-где были припаркованы автомобили, а на дамбе ниже по склону стояли люди с биноклями. На съезде с главной дороги супружеская пара в спортивных костюмах поставила раскладной столик. Оба сидели на стульях, закусывали и смотрели на разлив. Мы подъехали к Сунде. Там во дворе стояло штук десять машин — импровизированный приют для бездомных. Похоже, за последние несколько сотен лет паводка сильнее этого и правда не бывало, подумал я. Но страха не чувствовалось. Тихо, солнечно, тепло, Квенна спокойно и неторопливо несла мимо свои воды, усеянные всяким мусором, а внизу, в Мелхусе, по водной глади сновали катера и лодки, народ вылавливал вещи.