При всей очевидности этих древнерусских названий, специалисты с большой осторожностью относили их к таковым. И лишь потому, что было непонятно, как они здесь закрепились. Теперь же, после наших этимологических исследований, появляется та логическая закономерность, которая выстраивает Керчь (Корчев) и Судак (Сурож) в один ряд с Балаклавой (Балой), Комарами (Коморами) и Сарычем (Исаром-маяком).
Надо сказать, существует ещё огромное число прибрежных названий, которые требуют своего пытливого исследования. Не исключено, что нас всех ждут настоящие сюрпризы и мы сможем открыть русские корни и других древних населённых пунктов и географических названий полуострова.
Сейчас же мне хотелось бы обратить внимание на Гераклейский полуостров, где 2500 тысячи лет назад греческие поселенцы основали город-полис, назвав его Херсонесом. Напомню, что именно эти поселенцы или их потомки, а также «коллеги» по переселению впоследствии осваивали и другие территории, основывая поселения либо восстанавливая уже бывшие здесь. Наверное, в это время и произошла ассимиляция древнерусских названий с греческим языком.
Но вот что обращает на себя внимание. Почему-то русские князья (речь идёт о Киевской Руси) и летописцы тех времён упорно не хотели называть Херсонес на греческий лад, предпочитая именовать его по-своему – Корсунь. Кроме того, русские киевские князья на раз «ходили на Корсунь», пытаясь взять этот отлично укреплённый город. Иногда им это удавалось, иногда нет…
Может быть, здесь всё дело не в переделе территорий и стратегических интересах, как считалось до сих пор, а в чём-то другом. Например, в ревности русских к грекам, поселившимся на их бывших землях? Ведь в названии «Корсунь» явно угадывается – «ко Руси». Иными словами, «земли, относящиеся (принадлежащие) Руси». Понятно – не Киевской Руси. А той, более древней, существовавшей ещё в Крыму.
Где её центр, мы уже вычислили – район высокогорного плато Бойко. А такие обширные и изолированные друг от друга территории, как Корсунь, Бала, южнобережные поселения или Сурож (Судак), тем более находящаяся на «дальнем» востоке Керчь (Корчев), составляли с ним федеративное (союз фед = фидес) единство. Отсюда и их «говорящие» названия о некой причастности к разбросанной по Крыму русской земле.
Невольно обращает на себя внимание тот факт, что расположение легендарной страны Доро совпадает (что и естественно) с месторождением древних городищ, у которых есть русские корни. Об этом как-то я уже рассуждал, и мои предположения имеют под собой достаточно твёрдое основание. Сейчас речь о другом. Точнее – о других (о греках). Известно, что основатели Херсонеса считали себя переселенцами с греческих земель. Точнее – одной исторической области, которая называется Дори. Именно поэтому они называли себя дорийцами. Удивительная похожесть в названиях пещерной крымской страны Доро и греческой земли Дори! Возникает вопрос. Не идёт ли речь вообще об одном и том же?
Но внимательно изучив все доступные источники, я пришёл к иному мнению. Правда, для этого мне пришлось реконструировать некоторые забытые страницы истории. Изначально из Крыма ушла часть русского этноса (возможно, была изгнана), которых мы знаем как этрусов (экс-русов).
Большинство из них осели на Апеннинах, но какая-то часть не ушла далеко от Крыма, а стала жить в пределах обширных греческих земель. Как и этрусы, греки вынесли с собой представления о прошлой жизни. В том числе и названия, которые перенесли на новую родину. Так «страна Доро» перекочевала в Древнюю Элладу, став «землёй Дори». Переселенцы ассимилировали с греческим населением, переняв многие культурные привычки. Хотя сами себя они упорно называли дорийцами.
К тому времени ещё одна волна русов переселилась из страны Доро, но теперь они ушли на север, впоследствии создав Киевскую Русь (эту часть истории мы уже освещали выше). Вот греки-дорийцы и вернулись на бывшую родину, основав Херсонес как свою новую столицу. Но киевские князья, чувствуя свою прямую связь с землями, на которых осели греческие переселенцы, не захотели с этим мириться. Здесь корни соперничества уходят глубоко. Херсонес и Киев больше не кажутся мне городами, которые создали люди, относящиеся к разным культурам. Скорее всего – это братья, пусть и дальние, которых судьба развела в разные стороны.
Моя версия с греками-дорийцами находит своё подтверждение в дальнейшем. Учитывая, что одновременно с возрастанием мощи полиса-Херсонеса, а также других бурно развивающихся городов греков-дорийцев, ещё теплилась жизнь в древних городищах истиной страны Доро, нетрудно догадаться о наличии тех или иных контактов между двумя ветвями этого некогда единого народа.
Наверное, об этих контактах, особенно в духовной среде, надо поговорить подробно, сейчас же интересует другое. Как известно, на Херсонесе время от времени совершались нешуточные нападения. Он горел, подвергался разграблению и в конце концов пал окончательно.
Но оставшиеся в живых его жители не захотели мириться со своей участью. Они создали (при поддержке других беженцев) собственное государственное образование. Оно возникло на той же земле, где ещё теплились предания о легендарной стране Доро и о союзе (фидес) крепостей, объединенных единым стремлением защиты собственных земель.
Не удивительно, что называлось оно Феодоро, а до нас дошло как княжество Феодоро со столицей на плато Мангуп (Мангуп-Кале). В этом отношении отцы-основатели княжества не только повторили близкую им идею строительства неприступной крепости, каковой долгое время оставался Херсонес, но и более глубокий образец – крепость (кром) на плато Бойко.
В этом отношении преемственность княжества Феодоро, идущая от Херсонеса и страны Доро, очевидна. Можно даже говорить о неких исторических параллелях, соединивших такие разные города, как Киев, Рим, Херсонес и Мангуп в какую-то общую цепь, каждое звено которой является индивидуальным и неповторимым. И вместе с тем выкованную из единого русского металла.
9
Когда шла речь о контактах, прежде всего духовных, которые существовали между «новыми» дорийцами (херсонеситами) и «старыми» (аборигенами), то в первую очередь имелись в виду отношения между греками и таврами. Эти контакты странным образом отразились на самих херсонеситах. Они вдруг стали особо почитать таврскую богиню Деву. И даже в своей «клятве херсонесита» они поставили ее вслед за Всевышним (зевсом), наравне с Гераклом, видя в ней свою заступницу и покровительницу. Казалось бы, зачем это грекам, которые истово почитали своих олимпийских богов, не допуская в святая святых более никого, вдруг потребовалось поднять на пьедестал неизвестную им таврскую богиню? Неужели дело лишь в том, что недалеко от Херсонеса (точнее, между этим греческим полисом и Балой (где тогда жили тавры), на мысе Феолент, находился грандиозный храм Девы, которой тавры всегда поклонялись, считая своей заступницей.
Конечно, храм впечатлял, и для многих чужестранцев являлось загадкой, как тавры смогли выстроить такое колоссальное творение. Но греки и сами были прекрасные зодчие. Они строили и не такое, так что их воображение поразить было сложно. Тем более заставить по виду одного храма переосмыслить свои собственные религиозные представления.