Гароэ - читать онлайн книгу. Автор: Альберто Васкес-Фигероа cтр.№ 32

Капитан сделал такое движение, будто выхватывает шпагу из ножен, и закричал чуть ли не с пеной у рта:

– Да как ты смеешь обсуждать мои приказы? Ты что, не знаешь, что я могу обвинить тебя в измене? Я дрался с маврами, когда ты еще был в пеленках.

– Я в этом не сомневаюсь, однако согласно уставу, который вам положено знать по вашему рангу, почтительный совет офицера своему командиру не может считаться изменой, а является оправданным и необходимым поступком в трудный момент. – Он обвел указательным пальцем всех присутствующих и добавил: – Что я и делаю в присутствии свидетелей.

Чрезмерная жадность не всегда предполагает чрезмерную глупость, вот почему рассвирепевший Диего Кастаньос, похоже, пришел к заключению, что в данной ситуации его известное упрямство ни к чему хорошему не приведет. Он закрыл глаза, сжал зубы и постарался успокоиться, приложив к этому все силы, как никогда в жизни.

От него не укрылось, что, начиная с той роковой ночи, когда разбились кувшины, солдаты стали роптать. Они были уже по горло сыты всей этой мерзостью – мочой и пурпуром, – отравлявшей им жизнь, в то время как надежда когда-нибудь получить обещанную баснословную прибыль казалась им весьма призрачной. Вот почему капитан только громко фыркнул, повернулся и зашагал прочь, а его пособники Молина и Наварро последовали за ним. На сержантских физиономиях было написано, что их тоже не устраивает то, какой оборот приняли события.

Первый обычно говорил об этом так: «Капитан теряет авторитет из-за всего этого дерьма, и народ начинает воротить нос», на что его товарищ отвечал: «Пока в конце концов не ткнут нас мордой в грязь!..»

Не успели они пройти и несколько метров, как солдаты подбежали и подхватили бурдюки, предложив наполнить их водой из родника. Некоторые робко похлопывали юного лейтенанта по плечу: этим жестом они тайком благодарили его за попытку хоть как-то покончить с беспорядком.

Большинство из них высадились на остров пять месяцев назад, опасаясь, что им придется столкнуться со свирепыми дикарями, притаившимися где-то неподалеку, – казалось, что здешний рельеф, суровый и пугающий, как нельзя лучше подходит для всевозможных ловушек. А вышло все наоборот: они встретились с горсткой приветливых и простодушных туземцев, которые позволяли водить себя за нос, снабжая их молоком, сырами, фруктами, упитанными свиньями и вкусными барашками в обмен на какую-то ерунду.

Этот тихий остров был прямо-таки пределом мечтаний для людей, уставших от кровавой реконкисты, которая длилась уже почти восемьсот лет. Поэтому они радовались жизни: смеялись, шутили и поздравляли друг друга, пока не узнали, что им придется сменить род занятий: отложить оружие в сторону и стать «красильщиками».

Даже само это слово не казалось им подходящим, поскольку, как говорили те, кто умел читать и писать (таких было немного), красильщик – это рабочий, который красит вещи, а этого как раз от них не требовалось.

Капитан хотел заставить их изготавливать краску для этих самых красильщиков, однако никто так и не смог придумать, как же называть тех, кто занимается столь диковинным ремеслом.

Мочиться в кувшины, стараясь не пролить ни капли мимо, было даже забавно, пока моча не протухла и не завоняла. А бродить по острову в поисках колодцев или источников воды, необходимой для увеличения производства пурпура, оказалось в какой-то мере интересно, пока один из них не сломал себе обе ноги и руку, свалившись в ущелье.

Остались в прошлом утренняя рыбалка и вечера, которые они проводили за игрой в карты, теперь они трудились по десять часов в день, занимаясь изнурительным делом в невыносимых условиях. Поэтому чаще всего в лагере приходилось слышать такую фразу: «Если это и есть королевская служба, тогда я – папа Римский».

Брат Бернардино де Ансуага и неугомонный Акомар явно были не удовлетворены. Поэтому они поспешно взяли Гонсало Баэсу под локоть, чтобы отвести в ближайший лесок, подальше от посторонних ушей.

– Того, что ты сказал, недостаточно, сын мой, – первым делом высказал ему доминиканец, постаревший чуть ли не на десять лет. – Это было замечательно, но недостаточно. Если капитан упорно держит тебя в стороне, то это потому, что он знает: ты единственный, кто может положить конец этому безумию.

– Воды остается все меньше, однако этот сукин сын по-прежнему упрямо стремится превратить ее в пурпур, и порой мне кажется, что в нем говорит уже не алчность, а гордыня… – в свою очередь заметил переводчик; в его словах звучала уверенность. – Он из тех, кто не терпит возражений даже со стороны Господа Бога, а в ту кошмарную ночь пропала большая часть добычи, стоившая ему стольких усилий, и это явилось слишком сильным ударом как по его кошельку, так и по всемогуществу.

– Значит, дело плохо, – угрюмо заключил антекерец. – Алчность иногда излечивается монетами, а вот от гордыни лекарства не существует, поскольку, если человек ею одержим, это уже до самой могилы.

– Тогда нам придется отправить его в могилу.

– Помни, о ком и с кем ты говоришь.

– Извините, лейтенант, однако, чем больше я узнаю Кастаньоса, тем больше убеждаюсь в том, что он не тот человек, на которого можно воздействовать словами. Судя по тому, что мне удалось выяснить, он заядлый картежник; на Лансароте просадил полковую кассу, и его вынудили принять это назначение. Выбор был прост: либо он также делает богатыми своих начальников, либо один отправляется на скамью подсудимых.

– Боже мой! – вырвалось у монаха. – Да эта новость многое объясняет. Если я в этой жизни кое-что усвоил, так это то, что игра и вино затуманивают разум даже у самых здравомыслящих, а здравомыслия у Кастаньоса – кот наплакал.

– Вы забываете про женщин, святой отец. Вот уж кто действительно затуманивает разум.

– Нет, сын мой, не забываю. Просто женщина может сделать сумасброда лучше или хуже, а вот игра и вино его только портят.

Они дошли до небольшой поляны, на которой стояли необтесанные скамьи и несколько столов, чтобы солдаты могли спокойно поесть подальше от лагерного зловония, и, устало опустившись на одну из них, антекерец произнес, обращаясь к Акомару:

– В конце концов, уже не важно, что подтолкнуло к этому капитана и почему был нанесен вред. Какие действия предпринимают туземцы?

– Они выжидают, словно уверены, что все произойдет само собой: спелый плод рано или поздно свалится вниз. Они поняли, что мы копаем себе могилу, и дают нам возможность заниматься этим и дальше.

– Ты тоже думаешь, что у них есть тайные колодцы?

– Кто может знать это лучше тебя? – ответил тот, словно удивившись нелепости вопроса. – Спроси у Гарсы.

– Она сказала, что дала обещание никогда не действовать в интересах своего народа мне во вред, также как ради меня – во вред своему народу. Я, со своей стороны, не стал возражать, сочтя такое решение справедливым.

– Оно и правда справедливо, – согласился брат Бернардино. – Единственная проблема заключается в том, что невмешательство обычно напоминает тростник: пока он молод, выдерживает натиск самых разных ветров, а состарившись, ломается и сдается самому сильному.