И папу тоже. Он в джинсах, походных ботинках и куртке, а на шее у него висит майкрософтовский бейдж. И я как-то сразу поняла – папа узнал про оползень.
– Смотри, твой папа! Он что, пришел меня поздравить? Вот здорово!
Я попыталась остановить Кеннеди, но она выдернула руку и рванула вперед.
– Этот склон держался только за счет ежевики, – говорил папа. – Ты это прекрасно знала. Какого черта ты оголила его в разгар рекордно дождливой зимы?
– Как ты узнал? – оборонялась мама. – Дай-ка угадаю… А-а, это твой админ вливает яд тебе в уши. Так?
– Не трогай Су-Линь. Если бы не она, я бы и помыслить не мог о том, чтобы уехать на три недели.
– Если тебе правда интересно, что случилось, то знай: я истребила ежевику, повинуясь требованиям Жучилы Мини.
– Жучилы Мини из «Энциклопедии Браун»?
[20]
– встряла Кеннеди. – Класс!
– Кончай со своими шуточками! – сказал папа маме. – Бернадетт! Я смотрю на тебя, и мне страшно. Со мной ты говорить не хочешь. С доктором тоже. Ты ведь не такая!
– Пап, остановись, – вставила я.
– Да, правда, – снова подала голос Кеннеди. – У меня же день рождения!
Повисла тишина, а потом мы с Кеннеди расхохотались.
– У меня же день рождения! – передразнила Кеннеди сама себя, и мы снова залились смехом.
– У Гриффинов обрушился дом, – продолжал папа. – Они живут в отеле. Все это нам придется оплачивать?
– Оползень считается стихийным бедствием. Страховка Гриффинов его покрывает.
Было похоже, будто папа – какой-нибудь псих, который пришел в «Спейс-нидл» с заряженным пистолетом. Теперь он наставил его на меня:
– Би, а ты почему мне не сказала?
– Не знаю, – тихо ответила я.
– Мамочки, мамочки, мамочки! Вон моя открытка едет! – Кеннеди схватила меня за руку и сильно сжала.
– Глотни риталинчику и заткнись! – рявкнула я.
– Би, что ты сейчас сказала?! – взорвался папа. – С людьми нельзя так разговаривать.
– Да нормально, – вмешалась мама. – Они все так друг с другом разговаривают.
– Нет, не все! Кеннеди, я приношу извинения за свою дочь.
– За что? – не поняла Кеннеди. – Вот моя открытка!
– Пап, какая тебе разница? Тебе Кеннеди даже не нравится.
– Я не нравлюсь? – спросила Кеннеди.
– Конечно, нравишься. Би, как ты можешь так говорить? Что творится с этой семьей? Я пришел сюда просто поговорить.
– Ты пришел сюда орать на маму. На нее Одри Гриффин уже орала. Ужасно. А тебя там вообще не было.
– Дай, дай сюда! – Кеннеди перелезла через меня и схватила открытку.
– Я не ору на маму, – сказал папа растерянно. – Я с ней разговариваю. Зря, конечно, я помешал вам праздновать день рождения Кеннеди. Но я не знал, когда еще у меня будет время.
– Потому что ты всегда на работе, – пробормотала я.
– Что ты сказала?
– Ничего.
– Я работаю для тебя и для мамы, а еще потому, что моя работа потенциально полезна для миллионов людей. А сейчас я работаю особенно много, чтобы свозить тебя в Антарктиду.
– Ой, нет! – закричала Кеннеди. – Ненавижу эти гадости!
Она разорвала бы свою открытку, если бы я ее не отобрала. Картонка была исписана разными почерками. Несколько раз встречалось «С днем рождения!», но больше всего было надписей типа «Иисус наш спаситель» или «Помни! Господь наш Иисус умер за наши грехи». И еще цитаты из Библии. Мне стало смешно. А Кеннеди заплакала, с ней это бывает. Надо просто переждать.
Мама выхватила открытку.
– Не волнуйся, Кеннеди. Я найду этих религиозных психов.
– Нет, ты этого не сделаешь, – сказал папа.
– Найдите, – неожиданно упрямо сказала Кеннеди. – Я хочу на них посмотреть.
– Да, мам, я тоже!
– Я пошел. – Папа встал из-за стола. – Всем на меня наплевать, никто меня не слушает, я вам только мешаю. Кеннеди, с днем рождения! Пока, Би. Давай, Бернадетт, позорься, нападай на людей, которые, в отличие от тебя, нашли в жизни смысл. Дома договорим.
Когда мы подъехали к дому, в спальне горел свет. Мама направилась прямиком в Малый Трианон. Я вошла в дом. Наверху заскрипели половицы. Это папа встал с кровати и подошел к лестнице.
– Девочки, это вы? – позвал он.
Я затаила дыхание. Прошла минута, не меньше. Папа вернулся в спальню, потом дошел до туалета. Спустил воду. Я схватила Пломбира за шкирку и увела. Мы с мамой ночевали в Малом Трианоне.
Мама не стала выслеживать в ресторане религиозных психов. Она написала записку: «ЭТО ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ДЕВОЧКИ. ЛЮДИ, ЧТО С ВАМИ ТАКОЕ?» И оставила на окне. Мы ушли, а записка поехала по кругу.
Вторник, 16 декабря
От кого: Гвен Гудиер
Кому: Одри Гриффин
Доброе утро, Одри. Я уточнила у Кейт Уэбб: когда Би только поступила в «Галер-стрит», Бернадетт и Элджин Брэнчи попросили исключить их из всех списков школьной рассылки. Я лично проверила и убедилась, что они действительно не числятся ни в одном из наших списков.
Теперь о другом. Я рада, что вы нашли себе пристанище и у вас есть доступ в интернет. В трех предыдущих письмах, которые остались без ответа, я сообщала вам, что мистер Леви считает необходимым срочно обсудить проблемы Кайла. Готова встретиться в удобное для вас время.
Всего наилучшего,
Гвен Гудиер
* * *
В тот день мы в классе играли в «словарную молнию»: мистер Леви называет слово, показывает на одного из учеников, и тот придумывает с этим словом предложение. Мистер Леви сказал: «Корма» и показал на Кайла. Кайл выдал: «У твоей телки шикарная корма». Мы никогда так не ржали. Именно из-за этого мистер Леви хотел побеседовать с Одри Гриффин. Я понимаю, что это нехорошо, но реально было дико смешно.
* * *
От кого: Су-Линь Ли-Сигал
Кому: Одри Гриффин
Я решила не обращать внимания на тон твоей злобнограммы и списать ее на стрессовые условия жизни. Одри, ты совершенно ничего не поняла про Элджи.
Сегодня утром я дождалась корпоративного автобуса на своей остановке и села сзади. Через некоторое время зашел Элджи. Вид у него был такой, словно он не спал всю ночь. Увидев меня, он просиял. Наверняка не помнил, что я записала нас на один автобус. Ты знала, что он из богатой семьи в Филадельфии? Нет, этого он мне не говорил, зато сказал, что в детстве каждое лето проводил в Европе. Мне было стыдно признаться, что я ни разу не уезжала из Соединенных Штатов.