– Гэри!…
Она сдёрнула маску вместе со шляпой и, тряхнув пролившимися на плечи рыжими волосами, кротко, как ребёнок, приникла к моей груди.
– О, сколько сегодня будет воспоминаний!
– О да!
И так, держа её за руку, я выбрался из-за спин алой команды и остановился и взглядом указал вверх. Все матросы мои, и Гювайзен с Кристиной, и дети, и встречающая толпа повернули головы и увидели, как с длинной белой стены стоящей на вершине каменистого холма новой таверны спадает огромный холст и открывает крупные красные буквы:
«Бэнсон иди домой».
Вразнобой, устало ступая, команда двинулась за нами – мной, Гэри, Стоуном, Луисом… Толпа расступилась, и алый ручей потек вверх.
Перед зданием гостеприимно распахнувшей двери таверны стоял длинный стол. На нём – сотни две или три больших, в две пинты, глиняных кружек. У стола покоились две пузатые бочки. Уолтер и Мэри Бигль расположились по ту сторону стола. Я кивнул, и Уолтер провозгласил:
– Сегодня – необычный день! Сегодня каждый гость получит только одну кружку вина. Но – бесплатно!
И, каждый входящий в таверну, кто с радостью, кто с недоверием, нёс в руках две пинты бесплатного дорогостоящего вина.
В таверне, в центре, был составлен длинный стол – для команды. Перед каждым стулом стоял прибор, а на нём – белая картонка с именем. Матросы, оживлённо разыскивающие свои имена, занимали места.
Я заранее распорядился оставить на командорском столе несколько пустых картонок – на случай непредусмотренного появления кого-то из важных господ, – и случай произошёл!
Усадив всех, кого ожидал увидеть, я отправился с Луисом разместить важных гостей из адмиралтейства и магистрата.
Все расписанные места были заняты. Луис, как куратор территории, на которой находилась таверна, торжественно произнёс спич. Он сказали, разумеется, вызвал аплодисменты. Но весь огромный зал встал, когда в него внесли горячее блюдо! С криком и хохотом матросы разбирали боевые шпаги, на которых шипели куски румяного мяса.
Теперь, когда внимание собравшихся было устремлено на шпаги, я вышел из таверны на помощь Биглям. И оторопел. Наверное, весь город собрался здесь сегодня! Готлиб, наскоро отобрав пятерых крепких помощников, нанизывал на шпаги ещё вчера приготовленное мясо, которое доставал из котла. Толпа, уважительно расступившись, наблюдала, как укладываются дрова в кирпичный букан, и неторопливо оперировала наполненными до краёв кружками. И вдруг я метнулся в толпу и, расталкивая пришедших, добрался до выхваченного мимолётным взглядом человека.
– Доброго здоровья, учитель! – проговорил я, обнимая его.
– Рат тебя видеть, малысс!
– Именно так и написано! – взволнованно сообщил я ему.
– Что написано, где?
– Иди в таверну, проходи к командорскому столу. Там есть несколько свободных мест, одно из которых я зарезервировал для тебя. На картонке, накрывающей прибор, написано «Малысс».
Одноглазый недоверчиво улыбнулся, а я подтолкнул его:
– Ступай! Наконец-то можно будет с тобою наговориться!
К слову. Когда я выходил из таверны, какой-то горожанин, сидящий за столом возле самых дверей, из важных, не получивший место на балконе, с призывным дружелюбием на лице посмотрел на меня. Я мимолётно кивнул и не остановился для приветствия и знакомства, решив, что он станет хлопотать о перемене места. Но увы, горожанин оказался назойливым и, едва я вслед за Одноглазым вошёл, возвращаясь, в таверну, он торопливо встал и отвесил поклон. Вежливо поклонившись в ответ, я быстро поискал взглядом место на балконе. Поэтому, едва лишь он заговорил о неудобстве сидения у дверей, «когда простые матросы имеют гораздо более удобные места», я, указав на краешек пространства за перилами балкона, коротко сказал:
– Вот туда.
Горожанин подобострастно кивнул и, обернувшись, грубым уже голосом повторил:
– Вот туда!
Сидевший рядом с ним молодой человек, откровенно худой и в ветхой одежде, торопливо подхватил его стул и потопал наверх. И я замер, увидев некую вещь.
– Кто это? – спросил я горожанина, кивнув на слугу.
– Мой дальний родственник, – пренебрежительно ответил он мне. – Пустой человек. Лишь мечтает, мечтает о чём-то, сочиняет какую-то бесконечную историю про рыцаря и дракона, а к серьёзной работе не приспособлен. Нахлебник!
Он не смутился даже, произнося последнее слово в присутствии уже вернувшегося родственника. Тот, услыхав, мучительно покраснел и опустил взгляд.
– Что у тебя на пальце? – спросил я его, взглядом указав на ту самую поразившую меня вещь.
– Родовое кольцо, – тихо ответил он, приподняв руку.
На грязноватом пальце тускло светился массивный перстень с монограммой «DD».
– Выдумал ещё – родовое! – усмехнулся горожанин. – У тебя с Ричардом Дарбсоном нет общей крови!
Я вздрогнул.
– Кто такой Ричард Дарбсон? – спросил я молодого человека.
– Мой прадед, – ответил он, – не родной мне, это правда, а родственник через жену.
– У того старикашки не было ни одного мужского наследника, – доложил мне благодетель нахлебника. – Вот первый, по линии жены. Уж не знаю, мистер Шервуд, рекомендовать ли. – И всё-таки представил: – Джеймс Далабер, мой троюродный племянник.
– Рад знакомству, Джеймс. Скажи, как к тебе попал этот перстень?
– Моя матушка получила его от своей бабки, когда я родился – действительно первый после прадеда ребёнок мужского пола. В восемнадцать лет матушка передала мне его, а также добрые рассказы о Ричарде.
– Пустой был человек, – вмешался надменный собеседник. – Денег за всю жизнь не заработал. Оставил потомкам лишь книгу да перстень.
– Какую книгу? – немедленно спросил я.
– Чёрт, не помню.
– Альмагест, – вздохнув, сообщил мне Джеймс. – Сборник звёздных таблиц Птолемея. Ричард Дарбсон написал несколько работ по астрономии. Но они пропали во время пожара.
– Где сейчас находится Альмагест?
– У меня, – объявил горожанин. – Я, поскольку родственнику желаю добра, обещал, что буду держать книгу под замком, пока этот бездельник не найдёт работу.
– Принеси, – твёрдо сказал ему я.
– Что именно? – не сразу понял доброжелатель.
– Книгу Альмагест принеси сюда, сейчас же. Я беру Джеймса на работу. Командорский стол видишь?
Я указал на возвышающийся на помосте у дальней стены стол, за которым кроме Луиса, Стоуна, Анны-Луизы, Алис и Эвелин сидели глава магистрата и какой-то важный лондонский чин.
– Я буду там.
Горожанин быстро взглянул на балкон, где приткнулся к перилам его стул, потом на командорский стол, мечтательно улыбнулся и, поклонившись, вышел в дверь.