Робертсон сделал лёгкий поклон и быстро ушагал в сторону конюшен.
– Дэйл. Приготовь к заселению все наши жилые домики.
– На улице капитана Гука? – с готовностью кивнув, спросил он.
– Что? – переспросил я.
– Как-то так получилось, что главную улицу, на которой на ночь Тай вывешивает фонари, мы стали называть по имени Гука, капитана с загадочной треуголкой.
– Отлично, – я широко улыбнулся. – Так вот все домики на этой улице нужно вымыть, меблировать, оснастить постельным такелажем. Хорошо бы, кстати, найти человека на весьма значительную должность – замкового кастеляна.
– Грэта у нас всегда возится с постельным бельём, и охотно.
Грэта, покраснев, торопливо сделала книксен.
– Отлично, – улыбнулся я её смущению. – Выдели ближний к нам домик под кастелянную и кабинет для Грэты. Кстати, если захочет, пусть там и живёт. Не знаю, сколько матросов с «Дуката» решат остановиться в «Шервуде», но приготовить следует все жилые места, чтобы было с запасом. И уже сейчас нужно разместить наших гостей Матиуша, Оливера и Стива, у них позади долгая дорога со множеством испытаний, – а также портовых мальчишек.
– Сила! – тут же пискнул кто-то из них.
– А за углем когда? – демонстрируя готовность работать, спросил Матиуш.
– Ну уж, разумеется, не сегодня. Сегодня – праздник, «Шервуд» будет петь и плясать на дне рождения принцессы. И, Барт, наверное, будет разумно, если вы с Милинией обойдёте все наши мануфактурки и пригласите на вечернее веселье всех желающих. Зайдите сначала к Брюсу в рукодельную мастерскую, он проведёт вас по всем цехам.
Барт и Милиния снова радостно переглянулись.
– Кристина и Анна-Луиза. На ваши хрупкие плечи ложится задача приготовления обильного ужина. Потому что Эвелин, думаю, поедет со мной к Алис, и вернёмся мы только к вечеру.
– Всё исполним, – сияя улыбкой, воскликнула Анна-Луиза. – Не беспокойтесь, милорд!
Кристина, обхватив ладонями её руку, согласно кивнула.
– Ламюэль и Фалькон. Сообщите на ферму о сегодняшнем празднике. Пусть Себастьян и его родные тоже приедут!
– Охотно и радостно сделаем, мистер Том.
– Ну тогда что же, братцы. За дело!
Взяв у Готлиба письмо Стоуна, я подошёл к почтальону.
– Мне уже заплатили! – как бы отгораживаясь от меня, он вскинул перед собой руки.
– Хорошо, – кивнул я, демонстрируя понимание. – Но у меня есть другая потребность в почтовой службе.
– Готов служить, – поклонился посыльный.
– Я наскоро набросаю письмо в Плимут, на улицу «Золотой Лев». Можно быстро доставить?
– Несомненно. Почтовый клипер на юг уходит как раз завтра утром.
Пригласив его следовать рядом, я направился к каминному залу, а Носатому, издали кивнув, поручил готовить отъезд в город. Он не медля пошёл к конюшне, но я отметил, что у него какое-то недовольное лицо.
Быстро написав поручение Джеку Сиденгаму, я отправил посыльного в его почтовые хлопоты. Затем мы с Эвелин пошли к карете. Я помог ей подняться, а потом стал помогать Носатому впрягать вторую лошадь.
– Странно мне, мистер Том, – недовольным голосом сказал мой хмурый слуга. – Как мы, паства англиканской церкви, приглашаем освящать церковь иноземца?
– А разве православная церковь хуже англиканской? – мирно поинтересовался я.
– Хуже, – упрямо ответил Носатый.
Я выпрямился.
– Скажи тогда, Иннокентий. Как имя твоего Бога?
– Иисус Христос! – твёрдо ответил он, так же оставив работу и выпрямившись.
– Так вот Иисус Христос считает, что православная церковь не хуже англиканской. И ты, утверждая обратное, споришь с Христом!
– Ч… Что-о? – выражение лица было исполнено того изумления, которое быстро переплавляется в гнев. Но, встретив мой уверенный взгляд, он торопливо притушил свой огонь, и голосом тихим, хотя и упрямым, спросил: – Почему?
– По факту события, Иннокентий. Ты знаешь, что каждую весну в Иерусалиме на Гроб Иисуса Христа нисходит Священный Огонь?
– Разумеется, знаю! В день Воскресения Христова! Лиц и рук человеческих не обжигает, а фитили у свечек – запаливает!
– Так вот тебе факт. Никто из прочих священников, кроме православного, этот Огонь с Гроба Господнего взять не может. Только в руки православному христианину даётся этот Огонь, из века в век, неизменно.
– Н-не может быть…
– Мы сейчас едем в город. Там я тебя отпускаю. Пока мы с Эвелин будем хлопотать у Алис, иди к англиканским священникам. Попробуй найти хоть кого-то, кто этот факт опровергнет.
И, закончив навешивать упряжь, влез на кучерскую скамью и взял вожжи. Носатый торопливо сел рядом. Задумался. Сдвинул брови.
Возле кузни я остановил карету и зашёл к Клименту.
– Открой кордгардию, – попросил я его. – Нужно погрузить в карету полторы сотни шпаг.
– На войну собрались? – быстро доставая ключ, спросил он.
– О нет. Мясо на них жарить будем.
– Что ещё за потеха?
– «Дукат» возвращается завтра. Непростой обед будет.
– Добрая весть! – разулыбался Климент и заспешил к кордгардии.
Загрузив в карету шпаги с одинаковыми по длине клинками, мы двинулись в сторону города.
Носатый действительно направился в ближайшую церковь. Я же загнал карету в гостиный двор и нанял четверых работников, которым поручил поднять к таверне, на скалу, шпаги. Эвелин неторопливо пошла вперёд, и мы, тяжело нагрузившись, двинулись следом. И здесь произошёл небольшой казус. Едва мы вышли из ворот, путь нам преградил важного вида дорого одетый вельможа.
– Кто такие? – грозно спросил он. – Откуда столько оружия? А ну-ка предъявите таможенный документ!
– Грубо говоришь, – усмехнулся я ему и, не сбавляя хода, ударил корпусом в корпус.
Вельможа отлетел к каменному забору, вымочил в канаве щёгольские туфли.
– Стража! – завопил он. – Стража! Я второй помощник командора адмиралтейства!
– Останемся без второго помощника, – не оборачиваясь, бросил я, – и плакать не будем.
Потом я похвалил Луиса за хороший подбор работников. У вельможи хватило ума поинтересоваться – кто я такой. Получив короткий ответ от одного из моих помощников, он не издал больше ни звука. Но не исчез! Когда мы дотопали до таверны, мой шедший последним помощник опустил в общую кучу только половину охапки сверкающего железа. Вторую же половину добавил вельможа, побагровевший, пыхтящий. Да, не символическую пару шпаг, по одной на руку, а полновесные пол-охапки.
– Благодарю за урок, – не смущаясь людей, сказал он мне. – Отныне со всеми всегда буду подчёркнуто вежлив. Вот в какую лужу может завести надменная грубость!