Хатшепсут. Дочь Солнца - читать онлайн книгу. Автор: Элоиза Джарвис Мак-Гроу cтр.№ 78

А я лучше умру, чем спрошу! С моими одеждами всё в порядке, — воинственно думал он. — Это моя самая лучшая туника, на ней три ряда бахромы, и всё это сделано руками Нанаи...»

Но египтяне, казалось, судили о красоте одежды не по обилию бахромы по краям. Бахрома не производила на них впечатления, они смотрели на неё просто как на прихоть чужеземца. Тот читал это в их глазах. И это было лишь одним из многочисленных различий.

Тоска по дому комом встала в горле Тота. Он проглотил этот комок и вновь повернулся спиной к искрящемуся пути на юг. Если бы не Яхмос и госпожа Шесу, он вовсе не хотел бы попасть в Фивы.

К тому времени, когда горячее полуденное солнце обрушило свой жар на палубы, четыре корабля достигли северных предместий Фив. По обоим берегам зелёные поля сменились лугами, полными цветов, лодочными пристанями и постепенно разрастающимися скоплениями домов; движение на реке всё увеличивалось, пока сверкающая поверхность воды не стала казаться живой из-за обилия судов. Связанные вместе огромные баржи, нагруженные гранитными блоками, тяжеловесно дрейфовали вниз по течению. Мимо них проносились изящные лодки знатных людей — высокие, с гордо поднятыми носами, сияющие позолотой. Их вёсла мелькали в воздухе словно ноги водяных жуков. Царственные владельцы, высокомерные и безразличные, сидели под навесами посреди судна, устремив глаза прямо перед собой и согласно этикету неподвижно сложив руки на коленях. Храмовая барка настигла «Звезду» и с попутным ветром легко ускользнула вперёд; перевозчики пересекали её путь. Неряшливые и загромождённые грузовые суда уступали дорогу. Крошечные рыбацкие плоскодонки, размерами чуть превосходившие связки папируса, сновали туда-сюда, как пауки-водомерки. А по обеим сторонам этой пульсирующей артерии возвышались огромные Фивы, Но-Амон, Город Бога.

Нехси отправил из дельты посыльного, который прибыл Во дворец накануне вечером. Когда перед медленно плывущими с севера кораблями появилась громада храма Амона, все причалы и пристани уже были заполнены фиванцами. Они вытягивали шеи, чтобы поскорее увидеть ребёнка, о котором им сказали, что это царевич.

Только кто он, этот царевич, откуда он столь внезапно прибыл и почему о нём никто никогда прежде не слышал? Никто, казалось, не мог этого объяснить. Многие открыто сомневались в том, что такой ребёнок вообще был, а когда «Звезда» приблизилась настолько, что можно было ясно разглядеть мальчика, стоявшего около рулевого весла, раздались уверения в том, что он не может быть царевичем.

— Посмотри на него, — сказал молодой парусный мастер своему отцу те же слова, которые многие другие зрители в этот момент говорили своим соседям, — этот парень никакой не царевич! Он и не египтянин вовсе! Ты видишь его, старик? Как же, царевич, да ноги в рот нужно засунуть тому, кто тебе сказал такое! Это какой-то молодой дикарь, визирь привёз его, чтобы развлекать царицу...

Были и куда более зловещие предположения об увиденном. Один острый на язык гончар, возвращаясь с несколькими товарищами к своему прилавку на рынке, выдвинул идею о том, что этот ребёнок вообще не из мира живых — он хефт, злой дух, посланный мятущейся душой последнего фараона (а ведь всем известно, что фараон был одержим злыми духами), чтобы тревожить Божественную Хатшепсут, как он тревожил её при жизни.

— Пошли, нечего там смотреть и поражаться. Нужно смотреть действительности в лицо: фараон уплыл к богам. Уже целых пять лет Её Сиятельство и никто другой управляет чередованием наводнений, прорастанием зёрен и направляет жизнь людей по должному пути. Она сохранила Египет от крушения, которое ждало его в руках Немощного.

Так недвусмысленно заявлял гончар, и его слушатели были вынуждены согласиться с ним — по крайней мере в отношении божественности царицы и злых духов фараона; тем более что все видели убедительное подтверждение его слов. Однако насчёт того, что мальчик был на самом деле хефт... Ну нет, корзинщик считал, что это, пожалуй, слишком сильно сказано. Ребёнок как ребёнок, наверняка какой-нибудь дикарь, но не хефт — в нём нет ничего пугающего. С одной стороны, злые духи не похожи на детей, они обычно похожи на огромных летучих мышей; ну да, иногда они бывают похожи на женщин со свёрнутыми назад головами, но никогда корзинщик не слышал, чтобы они были похожи на мальчиков-подростков.

Некоторое время они увлечённо обсуждали формы, в которых могут являться хефт, пока торговец луком не вернул разговор к первоначальной теме, заявив, что ребёнок настоящий и даже, может быть, в какой-то степени царевич, раз уж все так говорят.

Споры продолжались, и различные соображения о том, кем же был мальчик, приплывший на «Звезде», высказывались по всему рынку. Все были согласны лишь в одном: если этот ребёнок представляет опасность для благодетельной Божественной Хатшепсут, благодаря которой процветал Египет, то он никому не нужен. Хватит с них странных царей.

А виновник всех этих споров тем временем сошёл с корабля и стоял около Нехси на увитой лентами царской пристани, слушая высокопарную приветственную речь раба Амона, главного воспитателя-кормильца царевны князя Сенмута. Позади своего угрюмого, хмурого предводителя стояла официальная делегация придворных, увешанных всеми своими драгоценностями. Поодаль, вдоль всей дороги от причала до дворца, выстроились молчаливые наблюдатели — ремесленники, домохозяйки, ювелиры, жрецы из некрополя, скульпторы, слуги богачей. Над нечистым людом плавали паланкины и носилки вельмож и их жён, которые держали на плечах рабы; восседавшие в носилках сверкали золотом, но тоже настороженно молчали.

Люди, восседавшие в паланкинах, достаточно хорошо знали, кем был юный подопечный Нехси и откуда он прибыл. Никто не догадывался, почему фараон-отец шесть лет назад внезапно послал его на край света. Зато они были убеждены, что отправленный когда-то на край света ребёнок должен был остаться там. Привезти его обратно было безумием. Они были твёрдо убеждены в этом ещё несколько месяцев назад, когда Нехси уплыл в море. Теперь, когда молодой царевич вскарабкался в дожидавшиеся его носилки и двигался мимо них по Великой дороге ко дворцу, они смогли рассмотреть его и получить подтверждение всем своим предчувствиям.

На носилках должен был сидеть отпрыск египетского царского рода. Но они видели маленького чужеземца, похожего на дикаря; он был широкоплечим и коренастым, как сын какого-нибудь крестьянина, с дикой копной волос, из-под которых удивлённо смотрели огромные, застенчивые тёмные глаза. Туника на нём была иноземного покроя, окрашенная и безвкусно вышитая алыми, шафрановыми и зелёными узорами и к тому же отделанная бахромой. Однако можно было бы простить его облик — волосы можно обрезать, одежду сменить, вкусы воспитать, — если бы в его облике видна была царственность. Люди тщетно искали её, и их сомнения медленно переходили в уверенность. Даже царевичи дикарей держались высокомерно и отчуждённо, а этот ребёнок съёжился в своём кресле, обеими руками цепляясь за резные подлокотники при виде рассматривавшей его толпы. Очевидно, он был невысокого мнения о своей персоне, неуверен в себе и подавлен всем увиденным.

Как оскорбление восприняли разочарованные вельможи собственное наблюдение: среди простонародных черт его лица бросался в глаза безошибочно узнаваемый изогнутый нос Тутмосидов.