Океан. Черные крылья печали - читать онлайн книгу. Автор: Филип Жисе cтр.№ 57

Леопольдо поднял руку, согнул в локте и прижал пальцы ко лбу, надавил, будто хотел проломить черепную коробку, вздохнул и уронил руку на кровать. Голова болела. Не так сильно, как вчера, тем не менее, давление внутри черепа ощущалось. Леопольдо чувствовал себя футбольным мячом, в который закачали слишком много воздуха. Если бы знал, какую потайную дверцу в черепушке стоит открыть, чтобы лишний воздух покинул ее, открыл бы, не задумываясь. Уж очень некомфортно было ему внутри собственной головы.

Голова разболелась еще вчера под вечер, когда он не увидел в списке выживших в авиакатастрофе рейса АА 00200 имени Ангелики. А было обнаружено уже пять спасательных плотов. Пятый, последний из плотов, обнаружил французский корвет. К несчастью он обнаружил спасательный плот слишком поздно, чтобы спасти всех его пассажиров. Из двадцати шести человек (на плоту оказалось на шесть человек больше допустимого предела, что, по мнению некоторых экспертов, могло способствовать ее последующему перевороту) на плоту обнаружили только восемь. Остальные восемнадцать человек, точнее трупы некоторых из них, были выловлены из воды на значительном отдалении друг от друга. Виной тому, что люди оказались в воде стал шторм, из-за которого плот и перевернулся. Многих успело отнести на значительное расстояние от плота, где они и умерли в воде от переохлаждения. Тела некоторых из них вскоре смогли обнаружить благодаря надетым на них спасательным жилетам. Тела остальных так и не нашли.

Для Леопольдо это был удар. Его сознание дрогнуло под напором мыслей, наподобие: "А если Ангелика была среди этих несчастных? Тех, которых так и не удалось найти? Что если его любимая стала жертвой нападения акулы?". В это легко верилось. Его даже не нужно было в этом убеждать. Его выстраданный разум готов был поверить во что угодно, лишь бы обрести хотя бы видимость спокойствия. К сожалению, мысли, которые приходили в голову были далеки от идиллии, заставляли только сильнее изнывать от душевной боли.

Когда он нашел в интернете обновленный список выживших в авиакатастрофе, изучал его уже без того сильного страха, что был раньше. Была лишь апатия. Вялость разлилась по его телу. Вялость сковала разум. В итоге мысли в голове ползли ленивцами, а не носились стрижами, как раньше. Это даже было к лучшему. Без каких-либо эмоций он просмотрел обновленный список. Имени Ангелики не нашел. Не нашел его и в списке тех, кого обнаружили бездыханными, покачивающимися на волнах, словно буйки. К несчастью, не было списка тех, кого обнаружить так и не удалось, и чьи тела были утеряны безвозвратно.

Конечно, была еще спасательная лодка. Но ее существование Леопольдо уже как-то не вдохновляло. Поговаривали, что в этой лодке находилось не больше десяти человек. Аварийный запас там находился не в полном комплекте, да и воздухом ее баллоны были не до конца заполнены. То ли механизм закачки воздуха из-за спешки сломали, то ли просто не успели, стремясь как можно скорее покинуть самолет. Теперь это уже не имело никакого значения. Но кто-то из спасенных пассажиров обратил внимание, что фюзеляж самолета затонул едва ли не сразу же, как отчалила последняя спасательная лодка. А в самом самолете все еще оставались люди. И не только мертвые. Так говорили. Наверняка Леопольдо ничего не знал. Но, тем не менее, все это заставило Леопольдо впасть в еще большую апатию, поселиться в своеобразном мешке, в котором он прятался от той боли, что раздирала его сердце когтями более острыми, чем орлиные.

Будильник прозвенел ровно в шесть, напомнив ему о том, что пора вставать, собираться и идти на работу. Сегодня у него был первый рабочий день. Восход солнца за окном ознаменовал начало нового дня – 24 августа 2012 года. Это был четверг. Это был его четвертый день без Ангелики. Четвертый день, наполненный болью, страданиями, апатией. Он не хотел верить, что больше никогда не увидит любимую. И все же смирение перед фатумом все больше и больше овладевало его разумом. Как будто надеялся, что со смирением придет избавление от боли. Только вот смирение было, а боль, казалось, и не собиралась его покидать. Должно быть, решила стать его новой подругой, новой, взамен бывшей.

Леопольдо заставил себя подняться. Не обратив внимания на тапочки, застывшие у кровати, будто гвардейцы у ворот Букингемского дворца, прошлепал в ванную и принял теплый душ. Хотя в его состоянии лучшим выбором был бы холодный душ. Но Леопольдо не любил холод, поэтому избегал его. Часто даже летом спал под одеялом. Конечно не пуховым, но все же.

После душа Леопольдо посетил кухню, заварил кофе, налил в чашку, и пока тот остывал, вернулся в ванную и побрился. Когда снова оказался на кухне, включил телевизор, нашел новостной канал, взял в руки чашку с кофе и прилип взглядом к экрану. Все это он проделывал каждый день на протяжении последней недели, поэтому сейчас действовал скорее на автомате, чем осознанно.

В утренних новостях о катастрофе рейса АА 00200 ничего не сказали. Для последних двух дней это было нормой. Как ни печально было осознавать, но, по-видимому, внимание журналистов к падению самолета начало ослабевать. Так часто бывает. Сначала из ряда вон выходящее событие становится главным номером всех без исключения новостных выпусков, но проходит время и то, что раньше было в центре внимания, теперь пребывает на ее задворках. Таков человек. Для него важно первое впечатление, а то, что следует за ним, шелуха от семечек. Оставался интернет. Там, в отличие от телевидения, готовы были обсасывать событие с излишней дотошностью, до тех пор пока А не приедет наконец-то к Б, но и потом последует продолжение, часто выдуманное, но разве это кого-то волнует. Люди ищут информацию, и каждый готов удовлетворить их часто болезненное любопытство. Какими это способами делать уже не имеет никакого значения.

Допив кофе, Леопольдо оставил кухню, вернулся в спальню, достал из шкафа бежевого цвета рубашку с коротким рукавом. Воротник следовало бы чуть пригладить, но плюнул на это дело, решив, что и так сойдет, приглядываться к нему вряд ли кто будет. Надел рубашку, затем брюки от светлого костюма, застегнул ремень на поясе, добавил галстук на шею, бросил в карман мобильник и вышел из спальни. Выходить из дома не хотелось. Будь его воля, он никуда бы и не пошел. Странное дело, но сидеть в четырех стенах у него также не было особого желания. Вот если бы была рядом Ангелика. Ах, если бы была рядом Ангелика! От этой мысли на душе у Леопольдо как будто взорвалась атомная бомба. Сердце словно разлетелось на части, и теперь его окровавленные ошметки медленно, будто и им передалась его апатия, сползали по ребрам к желудку.

Леопольдо обулся и вышел из квартиры, спустился на улицу, забрался в машину и завел двигатель. Нет. Бежать от себя смысла никакого, как и от той боли, что непрошеной гостьей поселилась в его груди. Леопольдо опустил козырек от солнца, машинально поправил зеркальце заднего обзора. С улицы неслись радостные крики воробьев. Вот кому живется хорошо. Ни забот, ни хлопот, ни боли.

Леопольдо прибавил газу. Машина тронулась с места. Воробьи с громкими возмущенными криками кинулись врассыпную, спасаясь от колес. Похоже, и в их жизни бывает не все так сладко.

Мысли об Ангелике не покидали его на протяжении всего рабочего дня. Он уже начал сомневаться, сможет ли когда-нибудь ее забыть. Нет. Не сможет. И не из-за того что человеческая память чрезвычайно жестокое изобретение матушки-природы, за что она цепляется, то остается с ней навсегда. Просто как утопающий хватается за соломинку, так и он хватался за надежду, надеялся, что придет вечером домой, включит телевизор или зайдет в интернет и узнает, что его любимая фиданцата, его обожаемая Ангелика уже летит первым рейсом из Нью-Йорка в Милан. Она, конечно же, оказалась в той счастливой лодке. Счастливой, потому что ее все же нашли, обнаружили на бескрайних просторах бурной Атлантики. Летит. Мысль о том, что Ангелика направляется домой, ему нравилась. Не нравилось только то, что она летит. И в Америку она летела, да вот не долетела. Нет, он больше никогда не сядет в самолет. Каким бы надежным или современным он ни был. Самолет для тех, кто не осмелился найти другой способ свести счеты с жизнью. Именно так. Не осмелился.