Не бойся, не бойся… – зашептал куалькуа.
Если бы мои рецепторы отключились еще на секунду позже, я
потерял бы сознание. Но куалькуа успел.
Холод исчез. Я дернулся, приходя в себя, болтаясь на
поверхности. Намокшая одежда тянула ко дну. Извернувшись, я скинул ватник,
брюки, оглянулся – Гибкие уже были на берегу.
Вперед.
Плавать я любил. Этот вид спорта соблазнителен для лентяев,
и я всегда отдавал ему должное. Но и результаты всегда были соответствующие.
Когда я отплыл от берега метров на двадцать, послышались ритмичные всплески –
Гибкие прыгали в воду.
Я нырнул, обернулся и заставил себя открыть глаза. Вовремя.
Гибкие Друзья неслись ко мне, как торпеды. Пасти были
открыты, и вода бурлила, проносясь через трубчатое тело. Реактивный принцип
движения, очень удобно.
Атакую.
Пальцы отозвались болью – куалькуа слишком спешил, чтобы
обеспечить мне комфорт. Белые нити рванулись вперед, навстречу атакующим
Гибким. Десять змеящихся тонких нитей.
Чтобы победить врага – стань им. Японцы были бы довольны
методом Куалькуа.
У Гибких была великолепная чувствительность. Живые торпеды
стали расходиться, маневрировать. Но трое не успели.
Я не заметил, как щупальца симбионта вонзились в Гибких.
Наверное, ему хватило первой схватки, чтобы приспособиться к организмам Чужих,
все произошло очень быстро. Гибкие застыли, инерция пронесла их еще несколько
метров – одно тело скользнуло совсем рядом со мной и начало погружаться.
Взмахнув руками, я вырвался на поверхность. Глотнул воздуха
– теплого и тягучего, как сироп. Люди на берегу взвыли при моем появлении.
Вниз…
Гибкие кружили вокруг, не рискуя приближаться. Их осталось
пять или шесть. Я не мог следить за всеми сразу, и приходилось лишь надеяться,
что мой симбионт использует и собственные органы чувств, помимо человеческих
глаз…
Удар в бок, скользящий, смягченный. Напавший на меня сзади
Гибкий был уже мертв в тот миг, когда мы соприкоснулись. Но пасть все же
рванула мое тело. Никакой боли – лишь тяжесть и мутное облачко крови, плывущее
в воде.
Не бойся, не бойся…
Подо мной, слегка подергиваясь, опускалось на дно тело
Гибкого Друга. Оставшиеся продолжали кружить. Как акулы – атакуют поодиночке?
Кровь перестала идти, куалькуа что-то предпринял. Но тело
стало слабым. Потеря крови и переохлаждение – даже если я его не чувствую, вода
продолжает высасывать из меня силы.
Всплеск – Гибкие синхронно развернулись. Не для атаки. Они
уплывали, неслись к берегу. Либо сообразили, что водная среда перестала быть их
преимуществом, либо поняли, что происходящее давно выходит за рамки побега.
Я вынырнул. Чужие уже выползали на берег, и люди торопливо
отступали, освобождая им дорогу. Но мое появление незамеченным не осталось.
Крики, машущие руки. Кем бы я ни был для них, нарушив негласные законы
санатория, но сейчас я стал человеком, победившим Гибких.
Вот только победить врагов – еще не значит спастись самому.
Ледяная пустыня за спиной, ледяной океан впереди.
Гибкие сообщат о происшедшем. Я не видел в мире Геометров
никаких аналогов полиции или армии, но это не означает, что их нет. Понадобится
– регрессоры и пилоты спустятся с небес на землю, мирные сельские труженики
возьмут в руки лазерные серпы, а рабочие – атомные молоты.
Меня будут искать.
Надо же спасти невменяемого больного, покинувшего уютный
санаторий!
Я плыл все дальше и дальше от берега. Куалькуа молчал –
наверное, недавняя схватка далась ему недешево. Ну и хорошо, что молчит. Я
должен принять решение сам. Спастись или погибнуть. Победить этот мир – или
сдаться.
Глава 3
Вечер застал меня на льдине, километрах в двадцати от
санатория и в полукилометре от берега. Раздевшись догола, я сидел, подложив под
себя одежду. Холода я по-прежнему не чувствовал, но так было как-то спокойнее.
Странное ощущение. Полная нереальность происходящего. Рана
на боку почти затянулась, лишь какое-то щекотание возникало при касании новой,
розовой кожи. Вокруг – белесая вода, льды, выцветшее небо. Как на картинах
Рокуэлла Кента. Но подобным пейзажем хорошо любоваться, сидя дома, в тепле. Или
по крайней мере не наблюдая таяние снежинок на голой коже.
Куалькуа защищал меня от холода надежнее любой шубы. Но
побочные эффекты имелись.
Я вздохнул, поднимая со льда пойманную только что рыбину.
Уподобимся Гибким.
На вид рыба напоминала морского окуня. Красноватая чешуя,
прикрывающая полкило мяса.
Отодрав плавники, я принялся за ужин. Сырое мясо было
невкусным, но все же не таким неприятным, как я боялся. Сюда бы Данилова, он,
говорят, любит японскую кухню…
Где-то в моем желудке куалькуа получит свою долю пищи. Сам я
предпочел бы поголодать, но симбионт, шесть часов подряд борющийся с холодом,
имел другое мнение.
Еще.
– Кончилась, – сказал я, откладывая жалкие рыбьи останки.
Нет.
– Я не могу.
Я могу.
Положив ладонь на рыбу, я отвернулся. Пальцы слегка
шевелились, но мне не хотелось наблюдать, что происходит.
Вот теперь все.
На льду остался только рыбий хвост. Я сглотнул, борясь с
тошнотой. Все, что естественно, – не безобразно. Пинком смахнул хвост в воду,
посмотрел на ладонь. Ничего подозрительного не наблюдалось. Интересно, а пяткой
я есть сумею?
Наверное, да.
Собрав со льда пригоршню снега, я заел свою трапезу.
– Куалькуа, что делать дальше?
Я не принимаю подобных решений и не даю советов.
Может быть, это и к лучшему. Иначе и оглянуться не успею,
как стану ходячим вместилищем для чужого разума. Куалькуа занимается лишь одним
– обеспечением моего выживания. И занимается прекрасно, я мог бы, наверное,
прожить остаток жизни, охотясь на рыб и загорая на снегу.
Как найти применение подаренной жизни – это моя проблема.
Ладно, будем рассуждать спокойно. Какой бы мерзкой ни выглядела
снежная пустыня – в ней должна быть жизнь. Питаться я смогу чем угодно, хоть…
стоп, не надо задумываться об этом. Это тот же самый Круглый Материк, на
котором находятся город Служение, космодромы, уютные теплые дома, шахты и
заводы, леса и поля. Надо просто дойти до них.
– Поплывем к берегу, – сказал я.