Я оказался удачливым. Дверь открылась, за ней была узкая
шахта со вбитыми в стену скобами. На полу – комья земли, прелая древесная
труха. Не раздумывая, я начал карабкаться. Метра через три надо мной оказался
металлический люк. Ну?
Люк поддался напору и откинулся. Меня слегка обсыпало той же
смесью, что покрывала пол шахты. Снаружи выход был небрежно замаскирован
землей.
Подтянувшись за обрез люка, я выбрался наверх. Оглянулся,
словно был способен сейчас на бегство или схватку. Лег ничком. Надо мной были ветки
деревьев, над ними – стеклянный купол, а еще выше – бледный рассвет.
Выбрался я. Проник в поселок Геометров.
А на радость себе или на беду – пока не ясно.
Минут двадцать я просто лежал, наслаждаясь покоем. Кожу
постепенно начало покалывать, к ней возвращалась чувствительность – куалькуа
снимал защитный режим.
Надо поесть. Первым делом – восстановить силы симбионта, а
потом отдыхать… Мысль была неожиданной, и я насторожился. Быть может, куалькуа
все же влияет на мое сознание?
Нет, все-таки не похоже. Я не чувствовал никакого насилия.
Скорее это такая же забота, с которой я кормил на Земле пса. А куалькуа и не
претендовал на большее.
Забавно рассуждать о Чужом, пытаться понять, нет ли в его
действиях коварства и предательства – когда он читает каждую мысль. К этому
надо не просто привыкнуть, надо принять такое положение вещей, довериться.
Когда над ситуацией нет никакого контроля, остается
бессилие. Тогда мы называем его доверием и успокаиваемся…
Я встал. Огляделся. Шахта водозабора вывела меня в центр
купола. Здесь до прозрачного потолка было метров семьдесят, и деревья росли
совершенно свободно. Что-то хвойное, по земным представлениям. Только иглы у
сосен полуметровой длины и ствол гладенький, белесый, как у берез.
Закрыв люк, я присыпал его землей и опавшей хвоей.
Пригибаясь, побежал по леску. Оттаявшая рубашка мокрым компрессом обтянула
тело. Надо было оставить ее на решетке фильтра. Или в снегу закопать. Все равно
никакой пользы от одежды не было.
Стеклянный купол над головой позволял неплохо
ориентироваться. Я довольно быстро вышел к стене – тут деревья были другие,
низкие. Эх, если бы знать их названия, память Римера подсказала бы мне, можно
ли поживиться плодами… Вдоль стены я затрусил к туннелю. Ситуация повторялась,
только теперь я шел в обратном направлении и по эту сторону купола. Где-то
здесь я заметил свет…
Уже почти рассвело, и это здорово мешало. И все-таки я
заметил сиреневое мерцание. Раздвигая кусты, двинулся на свет, уже понимая, что
увижу.
Транспортная кабина. Нормальная, с терминалом у двери. Входи
– и прыгай через пространство. Вот только не подчинится мне управляющая
система. Еще, чего доброго, поднимет тревогу.
Похлопав ладонью по теплому пластику, я двинулся дальше, в
туннель.
Конечно, мое знание Родины невелико. Но я много где успел
побывать: на поле космодрома, на работе у Тага, в ресторанчике, в общежитии, в
бане, в магазине, в Мировом Совете, в интернате и в «санатории»-концлагере. Дед
бы наверняка высказал пару мудрых мыслей по поводу этого среза общества
Геометров. Я выводы делать не спешил. И все-таки этот застекленный жилой
комплекс что-то напоминал. Очень явственно. Взять хотя бы ту же транспортную
кабину в лесу – никакими логическими доводами ее расположение не объяснялось. Значит,
стоит откинуть логику.
Установить сложнейший механизм в лесопарке – это означает
подчеркнуть его естественность, привычность в обиходе.
Приучить к нему…
Я абсолютно не удивился, когда в конце туннеля, над широкими
дверями, ведущими в башню, увидел надпись: «Белое море».
Интернат, куда отправили «искупать вину» Наставника Пера.
Вот оно как.
Присев на каменную плитку, которой был вымощен пол туннеля,
я попытался оценить ситуацию. Медлить нельзя, и все же…
Наверное, дед был прав. Все опять свелось к трем вариантам.
Случайность.
Геометры меня контролируют и каким-то образом и для каких-то
целей привели именно к интернату «Белое море».
Места «отбывания наказания» для нас были выбраны не
случайно. Именно интернат и санаторий, расположенные по соседству. Пусть я
этого не знал, но Перу-то наверняка этот факт известен. Доброта Геометров – она
своеобразна. Наставника Пера действительно печалит факт моего
«умопомешательства», теперь, отбросив первую злость, я это понимал. И знать,
что в полусотне километров… в сотне килошагов, как он называет, бродит с
лопатой и киркой его бывший лучший подопечный – серьезный удар по психике.
Вот еще! Не хватало мне расплакаться над судьбой Наставника
Пера!
Я встал, нелепо оправил грязную мокрую рубашку. Как
отреагируют дети Геометров на явление незнакомого мужика в трусах и рубашке, с
пробившейся на щеках щетиной и злым взглядом?
Как ни странно, скорее всего принесут стул, стакан горячего
чая и побегут за врачом.
Воспитывать-то Наставники умеют. Вот только от результатов
меня коробит.
Я легонько толкнул дверь – она мягко открылась. Никаких
замков.
Холл был выдержан совсем в другом стиле, чем в «Матушкином
свете». Огромный, на весь первый этаж. И все белое, сверкающее. Неровные стены
и изломанный плоскостями потолок. Такое впечатление, что находишься в ледяной
пещере. Светильников на виду тоже нет, слегка мерцают сами потолочные
плоскости. Красиво. Но зачем такой интерьер, Геометры ведь ничего не делают зря?
Вдоль стен – мягкие круглые кресла, обтянутые белой тканью, на полу – толстый
ковер. Ступать боязно, наслежу. А убираться-то придется детям, в рамках
подготовки-к-труду…
Войдя, я притворил дверь. Вслушался. Тихо. Нет никого. Найти
бы схему этажей, выяснить, где живут Наставники. Ввалиться к Перу и мрачно
сказать: «За тобой должок, еще с воли тянется…» Ох не поймет Пер. Не оценит
лагерного юмора.
Из холла вели две лестницы, одна наверх, другая вниз.
Значит, еще и подземные этажи есть? Несколько дверей наводили на мысль о
лифтах, но туда соваться не хотелось. Еще три двери я сразу опознал как выходы
из башни – те, в которые безуспешно ломился совсем недавно.
Хорошо хоть никакой охраны…
Стоп. В «Матушкином свете» у дверей стоял дневальный!
Я обернулся, теша себя надеждой, что ночью детей дежурить не
заставляют.
Но дежурный в наличии имелся. В нише у двери, под огромным
блестящим гарпуном, висящим на крюках. Мальчик сам-то был ростом с этот гарпун.
Сейчас он мирно спал, вытянувшись на полу.
Я покачал головой. Наверное, есть какой-то высший
педагогический смысл в этих вахтах у незапертых дверей. Воспитание
ответственности, чувства гордости за свой интернат, за его символ. Да и нечасто
им приходится так дежурить, воспитанников в каждом интернате – сотни. Н-да. И
все-таки мне куда более правильным казался сон этого мальчишки.