Нелегал из Кенигсберга - читать онлайн книгу. Автор: Николай Черкашин cтр.№ 41

Синягин насторожился: не повредилась ли девушка в уме? Вот ведь как свезло! Захватить дочь самого командарма! Рассказать в полку — никто не поверит! И что с ней теперь делать? Отвезти к папе? Хороший ход, хорошее прикрытие — надо обдумать…

Танки шли с открытыми люками. На башнях сидели те, кто остался без машин и кто торопился изо всех сил покинуть горящий город. Многие машины несли свежие отметины попаданий, мазки копоти на броне, как будто только что вышли из боя. Он хорошо знал дислокацию советских частей в Бресте. По всей вероятности, это была 22-я танковая дивизия, которая выходила из Южного военного городка.

— Давай, давай! Двигай! — торопил его сзади майор.

— Ну, куда ж я под танки-то полезу? — огрызался Синягин. «Ну, погоди, дай мне только до первого леска добраться!.. Уж там-то я с тобой поговорю…»

Наконец-то дорога освободилась и мотоцикл с пассажирами двинулся дальше. Однако шоссе по-прежнему было забито грузовиками, автобусами, подводами… Люди покидали обреченный город, увозя и унося то, что можно было спасти. Больше всего Синягина поразил «ЗИС-5», в кузове которого громоздились деревянные бочки с пивом!

Все это двигалось, ехало, громыхало, торопилось — навстречу утреннему еще пока не жгучему и не слепящему солнцу. Туда же проносились и эскадрильи немецких самолетов. Там, впереди, уже что-то рвалось и дымилось. Синягин опасливо поглядывал на небо — как бы не попасть под дружественный огонь. Он клял себя последними словами за дурацкую сентиментальность — спасти девушку, отвезти ее на вокзал. А она вон — дочерью большевистского генерала оказалась! Бывает же такое! Он неприязненно покосился на Татьяну — та крепко держалась за скобу коляски; неуложеные волосы трепал утренний ветерок… Связался черт с младенцем, теперь расхлебывай дорожную кашу, да еще под конвоем этого бешеного майора! Алекс его сейчас ждет не дождется. А впрочем, пусть пока отдыхают. Работы вон еще сколько.

Но девчонка хороша! Даже в раздраженном состоянии он не мог этого не отметить. И любовался Таней краем глаза…

Тут ему в голову пришла замечательная мысль — добраться вместе с майором до штаба, надо было полагать, 28-го стрелкового корпуса. Уж там-то дичь покрупнее будет! Уж там-то можно будет разгуляться! Эх, нет худа без добра! Вперед!

И Синягин прибавил газу.

Где-то на полпути до Жабинки (Квакенбурга, как называли ее местные жители) нескончаемый поток беженцев был остановлен мощным налетом авиации. Синягин держался за автобусом защитного цвета, но там ехал отнюдь не штаб, салон его был набит мальчишками и девчонками с пионерскими галстуками. Водитель, спасаясь от свинцового града, выехал на обочину и встал под крону развесистого дуба. Так пережидают в грозу ливень. Но все же это была не гроза, и находиться в машине было опасно. Пионервожатая выскочила из автобуса и закричала:

— Ребята! Бежим в поле! Подальше от дороги! Быстрее! Быстрее! В поле! Поле!..

Синягин встал за автобусом и все трое, не сговариваясь, кинулись в кювет. Но канава была слишком мелкой, чтобы в ней можно было надежно укрыться. Таня была в светло-бежевом платье, слишком броском, чтобы быть незаметной. Синягин навалился на нее, чувствуя, как дрожит от страха горячее тело девушки. Ночью она тоже дрожала, но это была иная дрожь… Над дорогой с душераздирающим ревом пролетел «мессершмитт». Второй взял чуть правее и — Синягин глазам своим не поверил — ударил из пулеметов по бегущим детям. Первой, нелепо вскинув руки рухнула вожатая в синей юбке и белой блузке, вокруг нее стали падать дети — их швыряли наземь пули, бившие в спины. Но поредевшая стайка все еще продолжала бежать к спасительным елочкам… На нее зашел третий «мессер»… Синягин закрыл глаза. Две длинных очереди вспороли моторный вой. Когда он приоткрыл веки — увидел то, что врезалось в память на всю жизнь: девочка, зажав в руке салатовый сачок, бежала, путаясь в некошеной траве. До елочек оставалось совсем немного, когда четвертый истребитель достал ее точной трассой. Синягин снова зажмурил глаза, стараясь избавиться от жуткого зрелища. Да, это были дети большевиков, но все-таки это были дети… Русские дети, которых он пришел освобождать от гнета комиссаров… Он не успел закончить мысль… Снова раздался немыслимо близкий рев, и бешеная стукотня пулеметов. Правое плечо рванула обжигающая боль. Синягина схватил его левой рукой и пальцы утонули в крови, в разверстой мякоти. «Сейчас я потеряю сознание…» — бесстрастно отметил он. Но сознание не спешило его покидать, и он был вынужден констатировать, что плечо его пробито навылет и, возможно, задета кость — рука онемела враз, и он не мог пошевелить ни одним пальцем.

— Что с тобой? — вскинулась Таня. — Ранен? Боже!.. Кровищи-то сколько! Лежи! Ляг! Нет, лучше сядь… Я сейчас!..

Она попыталась оторвать низ подола от платья, но Синягин вовремя вспомнил про перевязочный пакет в полевой сумке.

— Возьми… Бинт… Там…

Таня порылась в полевой сумке и под фонариком, финкой и плиткой шоколада «Кола» достала завернутый в провощенную бумагу бинт. Ей даже в голову не пришло, что армейские перевязочные пакеты выглядят иначе. Просто в «Бранденбурге» не нашлось в последнюю минуту советских пачек и бинт упаковали в непромокаемую бумагу. Морщась от обильного вида крови, девушка все же вспорола финкой гимнастерку на плече и сделала тампон из бинта, сунула его в рану и как смогла, как учили на курсе медсестер, туго забинтовала руку. Все это время Синягин молча читал про себя молитвы: «Святый Боже, Святый крепкий, Святый Бессмертный — помилуй нас!..» И еще думал о том, что отцу, когда ему забивали гвозди в погоны, было еще больнее… Вот и он принял отцовскую муку, отцовский крест… Он запретил себе стонать, только скрежетал зубами. Плечо наливалось огненной болью… Кровь сочилась, не унимаясь. «Ну, вот и кончился мой фарт… Наверное, я умру… Слишком много вышло крови…» Белый свет и в самом деле мерк в глазах. Он достал из сумки плитку тонизирующего шоколада и откусил сразу две дольки, остальное протянул Тане. Огляделся. Мотоцикл валялся в кювете, задрав вверх переднее колесо. Рядом лежал труп майора, который так торопился в штаб корпуса. «И живые позавидуют мертвым, — усмехнулся Синягин. — Как все глупо… Принять смерть от союзников». Но тут он вспомнил бегущую девочку с салатовым сачком… У него тоже был такой сачок, только нежно-голубого цвета, и он ловил стрекоз у бабушки в имении на реке Россь.

Сознание покинуло его неожиданно и мягко…

* * *

Таня с ужасом оглядывалась по сторонам, ища хоть какой-нибудь помощи. Несколько грузовиков уже двинулись вперед, объезжая горящие, искореженные машины. Догнать их было уже невозможно. По-звериному дико орала женщина с оторванной ногой. Люди поспешно покидали страшное место. Кто-то пытался ползти. Кто-то брел, шатаясь…

Как замечательно, как хорошо все начиналось…

Таня досрочно сдала сессию и решила сделать родителям сюрприз — нагрянуть к ним в Кобрин в воскресенье. Но сначала она заедет в Брест к подруге-однокурснице, которая давно ее зазывала в гости. Собственно, вместе с Алей они и уехали в Брест в пятницу утром. Таня попросила своего «телохранителя», старшего лейтенанта Пашу Копытова, ничего не сообщать родителям. Паша Копыто (так она прозвала его за глаза) долго хмурил лоб — соображал, чем ему это выйдет, но Таня так проникновенно заглядывала ему в глаза, так уговаривала, что в конце концов телохранитель согласился.