— Похоже, что и в самом деле — война дворцам, — заметил Коробов, поднимаясь на второй этаж. — Дай воды глотнуть. Пыли наглотался.
— Может, чайку заварить?
— Воды. Чистой и холодной… Ну, чем порадуешь Василий Степанович? — спросил Коробов, когда они остались в кабинете наедине.
— Радовать особо нечем. В дивизиях все по плану. А вот соседи шевелятся, как шатуны в чащобе. Того и гляди, отколют номер!
— А вот пойдем и поглядим на наших соседей! — предложил Коробов. Они сели в машину и минут через семь уже въезжали в крепостные ворота. Дежурный по КПП выскочил, вытянулся и взял под козырек. Проскочили через трехарочные ворота и, свернув направо, миновали фасад монументальной двухэтажной казармы 333-го полка, перегораживающей западную часть цитадели мощным «покоем». Остановились перед выездом в Тереспольские ворота, здесь же вылезли, и Попов как военный хозяин Бреста и крепости повел начальственного гостя в сопровождении командиров полков в квадратную башню, возвышавшуюся над воротами и кольцевой казармой аж на четыре этажа. Шестиэтажную башню выстроили поляки и поставили в ней водонапорный бак. А под ним разместили комнатки-квартирки для смотрителя и обслуживающего персонала. Теперь в них ютились семьи командиров, и Коробов, поднимаясь наверх, споткнувшись о детский трехколесный велосипедик, чуть не наступил на чей-то таз с бельем.
— Немедленно уберите все с прохода! — цыкнул майор Гаврилов, командир 44-го полка, на женщину, испуганно выглянувшую из-за двери.
Попов первым забрался по железной лесенке на крышу башни, обнесенную металлической оградкой, за ним вылез и Коробов. Остальным сопровождающим лицам Попов сделал знак: «Подождите внизу!» С высоты башни открывался через Пограничный остров дальний вид на сопредельную сторону. Коробов поднял свой верный старенький «цейсс», хранимый еще с той, германской войны, и в окружье бинокля возникли острые звонницы тереспольских костелов. Совсем недавно предместье старого Бреста, Тересполь, оказалось отрезанным от города новой границей, равно как и три форта Брестской крепости остались на территории генерал-губернаторства. Теперь в одном из них стояла гаубичная батарея, а в бывшем пороховом складе другого размещался под мощным бетонным перекрытием штаб 45-й дивизии, которая вот уже три месяца готовилась к штурму города и цитадели. Знать это Коробову было не дано, так что пока он просматривал перспективу главной улицы, удивляясь ее безлюдности в субботний день. На то тоже была неведомая ему причина: командир дивизиона реактивных минометов «небельверфер» приказал выселить жителей местечка с улиц, прилегающих к позиции дивизиона, поэтому вся южная часть Тересполя временно опустела. Пусковые установки уже стояли на позициях под густой завесой маскировочных сетей. Коробов повел биноклем по горизонту, но ничего подозрительного в глаза не бросалось, кроме нескольких грузовиков, уходивших по проселку в окрестный лесок. Он повел биноклем ближе, и в окружье вплыли две наблюдательные вышки, стоявшие за старицей Буга. Высоченные — в четыре площадки — они венчались двускатными будками. Через узкие оконца смотрели на восток чьи-то острые глаза и мощные линзы. Коробов почти физически ощутил, как его сейчас рассматривают с той стороны и, может быть, фотографируют. Немая дуэль впереглядку, поединок биноклей: кто кого переглядит.
Это было как в страшном сне: на тебя надвигается поезд, а ты не можешь никуда убежать, руки и ноги действуют ужасающе медленно, и ясно уже — не успеть. Спасение только одно — вовремя проснуться. Но здесь-то все было наяву: надвигался отнюдь не паровоз, а мощнейшая германская танковая армада. А руки-ноги, то есть корпуса и дивизии, действовали пугающе медленно, непроворотливо… Взять хотя бы ту же 22-ю танковую дивизию, что стояла в Южном городке Бреста. Мало того, что она находилась под постоянным прицелом вражеских орудий, стоявших через близкую границу, так и вывести ее в исходный район было более чем не просто: надо было пересечь другие дороги, забитые войсковыми колоннами, а главное — станционное многопутье железной дороги.
И еще, как нарочно, полосу обороны 4-й армии удлинили в самый последний момент на 130 километров, передав под ответственность Коробова тот участок, который должна будет занять пока что не сформированная 13-я армия. Таким образом, фронт и без того неполной армии (фактически усиленного корпуса) растягивался до предела. И те, кто это спланировал, забыли простейшую истину: где тонко, там и рвется. Очень тонко было на этом кратчайшем пути на Москву…
Верховой ветерок приятно холодил разгоряченное лицо. Коробов стоял на верхотуре надвратной башни, не догадываясь, что взошел на олимп воинской славы своей 4-й армии. Именно здесь, в Крепости, и прежде всего в районе этой башни, — завтра же, а потом спустя еще несколько недель свершится главный воинский подвиг всей его армии, всего Западного фронта…
Возможно, подсознательно — весьма смутно — командарм ощущал, что это для него сейчас не просто удобный наблюдательный пост, а нечто иное, почти пьедестал, поэтому и не спешил спускаться вниз. Стоял и смотрел, обводя взглядом то западный берег, то небольшой крепостной архипелаг, упрятанный в зелени островов, сошедшихся на слиянии Муховца и Буга.
— Прошу разрешения, товарищ командующий!
На смотровую площадку поднялся начальник 17-го погранотряда майор Кузнецов.
— Товарищ командующий, разрешите доложить! Вверенный мне отряд несет службу в усиленном режиме. По данным наблюдения, немецкие войска продолжают наращивать свою концентрацию. В ряде мест отмечаются крупные скопления войсковой техники…
Командарм остановил его:
— Ты попроще излагай, своими словами. Что твои бойцы подметили нового?
— Мои бойцы подметили, что если раньше немецкие погранцы отвечали на наши приветствия, то теперь перестали. Вывод: либо это не погранцы контролируют границу, либо они резко на нас озлобились.
— А сам-то как думаешь?
— Думаю, что это армейские патрули, которые не знают обычаев границы. А пограничников с линии сняли.
— Ну, вот, вот это уже информация. Есть над чем подумать…
И все трое вскинули свои бинокли на запад.
Попов и Коробов стояли рядом… Жаль, никто не снял их в этот момент, поскольку оба стояли на пике своей судьбы. Коробов рассматривал эти дали в последний раз. А Попов еще вернется сюда спустя три года. Его войска будут освобождать в июле 1944-го и Брест, и Крепость, и всю Польшу. И если сейчас он недоумевает, почему не его поставили на 4-ю армию, а Коробова, у которого боевых заслуг намного меньше, чем у него, буденовского рубаки, то потом будет радоваться, что эта горькая чаша его миновала, что именно на Коробова обрушится карающий меч, а он еще станет и генерал-полковником, и Героем Советского Союза, и заместителем командующего фронтом. А потом тихо-мирно доживет в Москве до преклонных годов и будет с почестями погребен на главном советском пантеоне — на Новодевичьем кладбище. А у Коробова и могилы не будет… Но пока они стояли вместе на крыше Тереспольской башни и ждали недолгого уже судного дня.
Коробов первым опустил бинокль и отправился вниз. На третьем этаже генералов поджидала молодая женщина, которая столь неурочно выставила таз с бельем.