— Как это — какого? Попасть сюда с Земли!
— Ха. — Лена разве что не сплюнула. — Тоже мне, шок. Вот
вернись я обратно, у меня был бы шок.
— Тебе что, тут нравится?
Она даже соизволила обернуться. И покрутила пальцем у виска.
— Ты чего, серьезно? Конечно! Как это может не нравиться?
Некоторое время я плелся следом, изучая стены — металл, пол
— решетчатый металл, потолок — металл с белыми плафонами, редкие двери —
металлические, закрытые, редкие иллюминаторы — темнота и цветные огоньки. Потом
спросил:
— А кем ты была на Земле?
— Таксистом.
— Ага, — сказал я глубокомысленно. — Ага… это многое
объясняет. Охота за клиентами — из третьего ряда к обочине, дорогой бензин, да
еще и некачественный, хреновая машина, дверцу козлы-пассажиры сломали, кресло
раздавили, платить не хотят, жадобы…
Лена помолчала. Потом спросила:
— А ты кем был?
— Я журналист.
— Теперь уже бывший, — с удовольствием поддела Лена. — Ага.
Это многое объясняет. Беготня за капризными знаменитостями, статьи об отдельных
недостатках нашей жизни, только ни в коем случае не обобщать, немножко «джинсы»
— если главный не заметит, перед молоденькими девчонками перышки растопырить:
«да меня и „комса“, и „коммер“, и „независька“ к себе зовут, только я по натуре
фрилансер!», а на самом-то деле — в штат хорошей газеты не берут, а в плохую
идти самолюбие не позволяет… Раза два-три в неделю — надраться с друзьями до
поросячьего визга, потом спьяну махать корочкой прессы перед ментами…
— Ну ты и стерва… — пробормотал я, останавливаясь.
Лена сделала еще несколько шагов и тоже остановилась.
Повернулась ко мне, с любопытством спросила:
— Чего, все точно?
У меня вдруг резко сменилось настроение. До этого я был
обалдевший, слегка похмельный — оттого и взирал на происходящее с удивительным
спокойствием, так восхитившим Инну. А теперь, от злой иронии Лены, меня словно
наизнанку вывернуло.
— Да ты просто провидица, — сказал я. — Может, еще уточнишь,
в каком возрасте я девственность потерял?
— Да лет в двадцать, не меньше, — сказала Лена, заставив
меня осечься. А потом вдруг достала пачку «Мальборо» и протянула мне. — Будешь?
Я заколебался.
— Как я понимаю, на вашей железяке с сигаретами дефицит?
— Еще какой. Бери, пока угощаю.
Я взял. И, повинуясь порыву, протянул в ответ свою пачку.
— Ну ты и жук, — сказала Лена с чувством. Сигарету взяла, но
спросила: — Что, в курсе наших обычаев?
— Откуда бы?
Мы закурили.
— Ну… у нас вроде традиции такой сложилось… если чем-то
редким угостить — это просто жест. Ничего особенного не значит. А если в ответ
угостят и ты примешь — то вроде как теперь дружеские отношения.
— Ох и повезло же мне, — сказал я.
— Это мы посмотрим, повезло или нет. Если мы с тобой
задружимся, то я тебя дрючить стану в три раза сильнее. Оно тебе, в итоге, на
пользу пойдет… — Лена глубоко затянулась, выдохнула дым вниз. Я заметил, как
облачко втянулось в решетку пола — вот где здесь вентиляция… — Ты не сердись,
если задела. У меня… приятель был, журналист. Я про него в общем-то говорила.
Вовсе не хочу сказать, что вы все такие.
— Все, может, и не такие, — сказал я. — А вот я такой.
Угадала. Только удостоверением перед ментами не машу, плевать они хотели на это
удостоверение.
— А раньше предпочитали не связываться, — сказала Лена. —
Мне моего как-то добрые менты на дом привезли. Хохочут, говорят, «забирай, а то
уж больно страшен — в газете обещал пропесочить».
— Как ты сюда-то попала? — спросил я. — Мне казалось, тут
молодежь должна скапливаться. Игроманы.
— Ну а ты сам игроман, что ли?
— Разве что пасьянс разложить.
— Нет, я поигрывала, — сказала Лена. — Я таксерила не
всерьез. Так, если деньги нужны — поработаю денек-другой. Водить я любила,
почему бы и не поработать. Женщинам и платят всегда лучше. Всю дорогу
рассказывают, что вовсе не против женщин за рулем, вот только молодые дуры на
дареных джипах и лимузинах достали, а потом платят не торгуясь. Особенно если с
девушкой едут. — Она усмехнулась. — Но в эту контору случайно зашла. Везла
оттуда одного перца, тот обалдевший какой-то был. И все рассказал, что там
вербуют в звездные пилоты, и вроде как все понарошку, но ощущение какое-то
странное… будто и впрямь. А я потом рядом оказалась, настроение было… так себе.
Ну и зашла. Интересно, что другая я об этом всем думает… — Она затянулась в
последний раз, бросила бычок на пол, затушила подошвой и спихнула в щель. —
Мусор прямо на пол кидай. Там сразу и вентиляция, и система уборки. Иногда мощность
повышается, пол аж вибрирует. Все куда-то засасывает. Иначе мы бы уже грязью по
уши заросли. Никому же не хочется уборкой заниматься, все летать рвутся.
— И ты?
— И я. А чем я хуже? Я хорошо летаю. Пошли, журналюга…
Я не обиделся.
— Пошли, водила…
— Знаешь мое прозвище?
— Какое?
— Водила. Обычно пилот берет себе прозвище. Так удобнее —
Лен, Саш, Сереж много… Меня зовут Ленка-Водила. Или просто Водила. Тебе,
кстати, тоже придется обзавестись.
— Журналист? — предложил я.
— Долго слишком… — Некоторое время Лена шла молча,
хмурилась, покачивала головой, будто отвергая тот или иной вариант. — Акула
пера. Акула… Да нет, громко слишком. Смеяться станут. А фамилия твоя? Будем от
фамилии плясать, это самый простой выход.
— Сафонов.
— Сафо? — спросила сама себя Лена и прыснула. — Нет, ерунда
выходит. Смешно, конечно… Был бы ты грузином, можно было бы звать тебя Сафо.
Был бы в этом и здоровый юмор, и созвучие грузинским именам… Фон? Фон-барон…
барон фон дер Пшик… — Она вдруг мелодично и негромко напела: — Бай мир бисту
шейн…
— Это ты чего?
— Песня про барона фон дер Пшика в оригинале… Значит, вот
уже два имени на выбор — либо Барон, либо Бай. Хотя — тоже слишком напыщенно.
— Меня в школе звали Валиком, — вспомнил я.
— Почему?
— А я такой был… упитанный.
Лена пожала плечами.
— Да как хочешь. Будешь Валиком.
— Зачем? Я же не к тому! Еще я иногда статьи подписывал «Я.
Седой».
— Хотел, чтобы считали пожилым и умудренным опытом? —
насмешливо спросила Лена. — Нет уж. Седой у нас есть. И Рыжая есть. И даже
Лысое Колено. Ладно, прозвище само прилипнет. Кстати, а мы пришли.