Стивен вдохнул поглубже, и никто в толпе не смог до конца поверить своим глазам: с таким необычайным самообладанием и ловкостью Стивен развернулся и очень, очень осторожно спустился по лестнице.
Онастояланабалконенеизъяснимоегодразняатакжедружескиикаяивнутрьвойтиегоманя…
Стивен Маккуин сидел в гримерке Джоша Харпера, глядя в зеркало Джоша Харпера, одетый в костюм Джоша Харпера и изо всех сил старался вспомнить, как дышать.
Его обычный метод: вдох-выдох, ребра-легкие, которым он пользовался больше тридцати двух лет, похоже, перестал работать автоматически. Стивен дышал в режиме ручного управления, все время напоминая себе, шаг за шагом: вдохни, выдохни, опять вдохни, опять выдохни – и хотя в данный момент это действовало, для более долгого срока явно не годилось. Он ощущал головокружение и легкую тошноту, и в его теле, казалось, едва хватало воздуха, чтобы сидеть и смотреть в зеркало – куда там стоять, двигаться и делать то, что ему предстояло делать. Стивен посмотрел на часы, не видя их. С тех пор как он приехал в театр, время будто потеряло свое привычное хронометрическое качество: теперь оно растягивалось и останавливалось, а иногда даже текло задом наперед, так что он абсолютно не представлял, сколько ему осталось до…
– Мистер Маккуин, это ваш десятиминутный сигнал, – громыхнул громкоговоритель. – Десять минут, мистер Маккуин.
Он встал, чтобы размять ноги, и тут же сел обратно. Дышать и ходить. Он больше не мог дышать, ходить и отсчитывать время. Как насчет речи? Может ли он хотя бы говорить? Стивен наклонился к зеркалу и снова произнес:
– Безумный, злой и опасный знакомый… – Он заметил, что у него раздуваются ноздри. Сделай это еще раз, не двигая ноздрями. – Безумный, злой и опасный знакомый…
Нет, они опять шевелятся, как будто обладают собственным разумом: раздуваются и складываются вместе со словами, словно нечто обитающее на коралловом рифе. Стивен попробовал еще раз, удерживая ноздри пальцами, – лучше, но явно непрактичное решение, не для полуторачасового спектакля. Возможно, стоит пойти и сказать Донне, что он не может выйти. Это будет проще. Просто пойти и сказать Донне, что ему плохо, что он случайно разбил себе череп, или легкое сдулось, или еще что-нибудь. Возможно, поэтому он и не может дышать. Наверное, легкое действительно спáлось, совершенно самостоятельно.
Или, может быть, ему лучше просто уйти сейчас, без объяснений, выскользнуть через пожарный ход или вылезти из окна гримерки, съехать по водосточной трубе или связать какие-нибудь простыни и спуститься на Шафтсбери-авеню – и свобода. В конце концов, никто не может его заставить. И они не смогут.
Послышался стук в дверь, и Стивена накрыло внезапной волной надежды. Весь день шел сильный снег – может быть, пришлось отменить спектакль из-за снега. Или, возможно, где-то оборвались провода, или упала галерка, или еще какое-нибудь стихийное бедствие, но нет, это был Майкл, второй помощник режиссера, с букетом немного обтрепанных роз из супермаркета. Майкл мило улыбнулся Стивену из-за цветов – такую унылую улыбку обычно можно увидеть в палатах интенсивной терапии.
– Это только что принесли к служебному входу, Стив. – Он бросил взгляд на маленький конверт, подписанный «Для мистера Стивена К. Маккуина» педантичным кудрявым почерком, синей ручкой, со смайликом в середине буквы «С». Он знал только одного человека, который заполнял все доступное пространство смайликами.
– У тебя тут все в порядке? – спросил Майкл, кладя руку Стивену на плечо.
– В абсолютном. Что-нибудь о Джоше?
– С ним все в порядке. Он дома, отдыхает.
– Один?
– Нет, думаю, Нора ухаживает за ним.
– Хорошо. Хорошо. Значит, никаких шансов, что он прыгнет в такси, а?
– Боюсь, нет. Извини.
– Ладно, просто подумал.
– Ну, срази всех наповал, ага?
– Постараюсь.
– Десять минут, о’кей?
– Точно. Десять минут.
Он подождал, пока закрылась дверь, и прочитал карточку.
Дорогой папа. Удачи тебе. Я знаю, что твой спектакль сегодня будет по-настоящему замечательным.
Люблю, Софи.
Они пришли. Значит, так. Теперь пути назад нет. Он сунул карточку в конверт, встал, чуть пошатываясь, и пошел по длинному коридору, ведущему в правую кулису.
– Увидимся там, суперзвезда. – Максин в белом халатике высунулась из своей гримерки.
– Спасибо, Максин.
– И слушай, тот поцелуй в сцене в спальне – без языков, ладно?
Стивен усмехнулся:
– Я думал, я должен делать ровно то же самое, что и Джош.
– Только до некоторой степени, любовничек, – ответила она и поцеловала его в щеку. – Ты будешь супер.
Донна ждала его за кулисами, улыбаясь, как жизнерадостный палач.
– Отлично. Все собрались.
– Да? Спасибо.
– Публики не очень много, из-за погоды, но настроена хорошо.
– Отлично, отлично…
– Уверен, что ты в норме?
– О, абсолютно.
– А то выглядишь очень бледно.
– Правда?
– Хочешь, чтобы я задержала занавес?
– Может, где-нибудь недельки на полторы?
Донна вздохнула, не улыбнувшись:
– Если ты действительно этого хочешь, Стивен, я всегда могу послать всех по домам.
– Нет-нет, давай сделаем это, Донна.
– Ты уверен?
– Уверен.
– Потому что если ты сомневаешься, что готов…
– Нет, я готов.
– Ладно. Ясное дело, нет никого, кто открыл бы тебе дверь в самом конце, так что тебе придется сделать это самому. Ничего?
– Думаю, я справлюсь.
– Хочешь стакан воды?
– Нет, со мной все в порядке.
– Ладно, хорошо. Тогда идешь на позицию?
– Иду на позицию.
– И, Стивен…
– Да?
– Сломай ногу!
– Вероятно.
И Стивен вышел на сцену, робко и осторожно, словно ступая по льду. Занавес пока был опущен, и он на секунду остановился и прислушался к пугающему молчанию публики.
Моя мотивация, сказал он себе, быть сильным, харизматичным и байроническим. Помни: Софи и Алисон там. Моя мотивация – сделать так, чтобы они мной гордились.
Затем он повернулся и пошел усаживаться на исходную позицию, на стул за письменным столом. Взяв бутафорское перо, он откинулся на спинку и ощутил, что рубашка сразу же прилипла к спине. Рабочее освещение наверху уменьшилось, но загорелись электрические подсвечники с эффектом огня свечей. Он заметил, что перо в его руке дрожит, и внезапно ощутил позыв воспользоваться туалетом всеми возможными способами.