– Полагаю, теперь, когда он забрал твою жизнь, Симон думает, что можно и отпустить тебя погулять, – сказал Костоправ. – На самом-то деле он ошибается. Прежде я полагал, что он намерен обучить тебя начаткам магии, обратить в приспешника, который будет выполнять его приказы. Но, возможно, он не нашел в тебе потребных для этого дарований.
Джинкс стиснул зубы, чтобы удержаться и не сказать, что дарований у него больше чем достаточно. Не исключено, впрочем, что их нет и вовсе. Хотя Симон, похоже, держался другого мнения.
– По-моему, он вел себя как злой волшебник, – заявил Ривен.
Костоправ проглотил прожеванный кусок яблока.
– Что же, он такой и есть, тут сомневаться не в чем. Он отыскал дорогу в Самарру, чтобы поучиться в тамошнем университете. Магия объявлена в Самарре вне закона, во всяком случае, так мне говорили, – но в ее библиотеках хранятся магические знания, которые недоступны нам здесь. Симон провел в Самарре не один год и научился тому, чего никто из нас, остальных, не знает.
– В том, чтобы учиться, ничего дурного нет, – сказала Эльфвина.
– Несомненно. Однако он держит полученные знания при себе. А знание должно принадлежать всем.
Теперь Джинкс вспомнил, каким скрытным был Симон, как он не позволял ему заглядывать в некоторые книги, а первое время и в мастерскую не пускал.
– Если бы путь в Самарру был открыт, каждый желающий мог бы отправиться туда и поучиться, – сказал Костоправ.
– Что это за Самарра такая? – спросил Ривен.
– А вот пусть нам Джинкс об этом расскажет, – ответил, блеснув глазами, Костоправ.
– Э-э… ну… это страна, в которой нет деревьев, – промямлил Джинкс. Он не сводил глаз с Костоправа, но, собственно говоря, никакого вреда в том, чтобы описать Самарру, не видел. – Дома там стоят вплотную друг к другу, а люди носят яркую одежду. И еще там очень жарко.
– Ага – значит, ты и вправду побывал в Самарре, – сказал Костоправ.
– Если там нет деревьев, они, наверное, были бы не прочь завязать торговлю с Урвальдом, – сказал Ривен.
– Как это? Зачем? – удивился Джинкс.
– Чтобы дерево получать, – пояснил Ривен.
– Не думаю, чтобы деревья Урвальда смогли расти в Самарре.
– Я не про живые деревья, – сказал Ривен. – Я про древесину.
Придумал тоже! Это же все равно что людей продавать на мясо.
– Стало быть, с товарищами по магии Симон секретами Самарры не поделился, а тебе их доверил, – сказал Костоправ. – Скажи, как ты оказался в его власти?
От того, что он расскажет об этом, тоже, наверное, вреда никому не будет, верно?
– Ну, я заблудился в лесу, – сказал Джинкс.
– Так-так, – Костоправ бросил в пламя огрызок яблока, и тот зашипел. – В жизни это бывает – заблудился в лесу.
Джинксу начинало казаться, что, может, ему и не стоило распространяться о Самарре. Все-таки он выдавал секреты Симона. Да, наверное, зря он это сделал. Хотя, если Симон и вправду, ну… убил его, Джинкс больше ничем ему не обязан. Он вообще не знал, кому может верить. И чувствовал себя преотвратно.
Он посмотрел на Ривена и Эльфвину – интересно, что они думают? Эльфвина могла бы и раньше сказать ему, что ее заклятие требует говорить только правду. Значит, и ей доверять нельзя. Впрочем, поймав ее взгляд, он понял, что Эльфвина сожалеет об этом.
– Ты ведь знаешь о магии жизненной силы, я правильно понимаю? Той, что использует саму жизнь, преобразуя ее в магию, – сказал Костоправ. – Большинству чародеев приходится опираться только на собственную жизнь. Но когда в руки чародея попадает чья-то еще, – о, тогда его сила удваивается, а то и удесятеряется.
Костоправ задумчиво уставился в огонь.
– В особенности если владелец жизни все еще жив.
– А почему? – спросила Эльфвина.
– Потому, разумеется, что плененная жизнь продолжает расти. Ведь печень по-прежнему порождает силу.
– Печень? – удивился Ривен.
– Печень того, кому принадлежала жизнь, – пояснила Эльфвина.
– Да, – Костоправ по-прежнему смотрел в огонь. – И естественно, сила Симона уменьшится, если наш Джинкс… перестанет быть живым.
После этих слов все погрузились в тягостное молчание.
– А что такое магия смертной силы? – спросил, наконец, Джинкс. Он постарался задать этот вопрос небрежным тоном. Не нужно, чтобы Костоправ понял, как он испуган.
– Разве Симон тебе о ней ничего не рассказывал?
– Он сказал только, что никогда к ней не прибегает, – ответил Джинкс.
– Так и сказал? Симон? – Костоправ улыбнулся. – Ну-ну.
– Так что же это? – повторил свой вопрос Джинкс.
– Магия, которая использует силу смерти.
– А в смерти силы больше, чем в жизни? – спросила Эльфвина.
– Зависит от обстоятельств, – ответил Костоправ, но в подробности вдаваться не стал.
– Урвальд обладает жизненной силой, – сказал Джинкс. Вообще-то он просто подумал это, не собираясь произносить что-либо вслух.
Костоправ фыркнул.
– О, безусловно. Но не каждый чародей способен ее использовать.
Тут уж Джинкс промолчал. Он хорошо помнил, как сила деревьев поднималась от его ступней.
– Магия Урвальда полностью отлична от магии чародеев, – продолжал Костоправ. – Смешивать их не следует. Ну хорошо. Вы хотите избавиться от ваших заклятий. Но мы еще не договорились о плате.
– А вы и вправду можете это сделать? – спросила Эльфвина.
– Я чародей, юная леди.
Джинкс расстегнул верхние пуговицы рубашки, залез в потайной карман и выгреб все его содержимое.
– У меня есть пять серебряных полушек, – сказал он.
– Ты же понимаешь, тебе я ничем помочь не могу, – сказал Костоправ. – Ты лишился жизни.
– Да, но… разве нет способа вернуть ее? – спросил Джинкс, страшившийся ответа на этот вопрос.
– Строго говоря, нет, – ответил Костоправ. – Она у Симона. Сейчас, вот в этот самый миг, она еще существует – и ты еще жив.
«Та моя половина, что над землей», – подумал Джинкс, вспомнив слова Дамы Гламмер.
На память ему пришли годы, проведенные с Симоном, время, когда он считал, что тот очень даже добр к нему – на свой необычный лад. А что если Симон просто ждал, когда Джинкс подрастет и жизнь его станет достойной того, чтобы завладеть ею?
– А скажи, пока человек растет, жизненная сила его увеличивается? – спросил он.
– Разумеется.
– Выходит, злой чародей Симон может убить Джинкса на расстоянии, просто уничтожив отнятую у него жизнь? – поинтересовался Ривен.