Майндсайт. Новая наука личной трансформации - читать онлайн книгу. Автор: Дэниэл Дж. Сигел cтр.№ 48

Вы, вероятно, заметили, что первоначальное искажение фактов в воспоминании Элисон защищало еще одного важного для нее человека – ее мать. Почему Элисон не пошла к маме после нападения отчима? Даже если она слишком стыдилась заговорить первой, неужели мама не заметила: что-то было не так?

Когда в семье у детей нет возможности выразить свои чувства и вспомнить, что случилось после какого-то масштабного события, их воспоминания существуют в имплицитном и разрозненном виде. Тогда ребенок не способен разобраться в произошедшем. Как мы обнаружили во время совместной работы, семья Элисон превратилась в «зону тишины» задолго до роковой ночи. Ее отчим вел себя неадекватно почти с самой свадьбы. Мама закрывала на это глаза, а иногда даже способствовала насилию, по сути, принося Элисон в жертву мужу и новой семье. Теперь известно, что такое раннее и регулярное насилие, особенно в отсутствие защиты, приводит к развитию диссоциативных расстройств. Элисон не знала эксплицитно то, что очень хорошо понимала имплицитно.

Элисон посещала сеансы психотерапии много лет, и здесь я лишь обозначу этапы пройденного ей пути. Перед нами стояла задача не только интегрировать ее разрушительные воспоминания, но и помочь ей справляться с нынешними отношениями и не терять присутствия духа в стрессовых ситуациях. Элисон нуждалась в выработке навыков эмоциональной устойчивости и личностной силы. После предательства самых близких людей как она могла научиться защищать себя и в то же время доверять другим?

Я представил примерную последовательность действий: предательства и психологические травмы препятствуют интеграции. С точки зрения памяти это приводит к тому, что имплицитные фрагменты так и остаются разрозненными. Элементы прошлого, существующие только в имплицитной форме, вторгаются в настоящее, вызывая повторные переживания события (вспышки и боль в спине у Элисон), избегание (не понимая почему, Элисон никогда не играла в настольный теннис и бильярд) и потерю чувствительности некоторых частей тела (что оказалось причиной проблем в ее сексуальной жизни). Фрагментарный опыт необходимо было сначала интегрировать в эксплицитную память, а затем внедрить в более масштабную картину личности Элисон.

Мы исследовали непроясненные репрезентации памяти, концентрируя внимание на двух аспектах. С одной стороны, мы фокусировались на «здесь и сейчас», а с другой – на «там и тогда». Вместе с Элисон мы разработали некоторый набор ресурсов и держали его наготове в настоящем, даже переходя к самим имплицитным воспоминаниям.

Моя задача состояла в сохранении у Элисон чувства, что я рядом, что она не растворялась в прошлом, даже когда концентрировалась на имплицитных воспоминаниях. Умей она относительно безболезненно входить в свое прошлое и выходить из него, Элисон ощутила бы себя в большей безопасности. В качестве контекста для совместной работы для интеграции памяти я рассказал Элисон о мозге и сознании. Я также обучил ее основным техникам: осознанному дыханию и созданию образа внутреннего убежища.

Больше всего Элисон нравился один из вариантов колеса осознанности. Я попросил ее представить книжный шкаф в закрытой комнате где-то в воображаемом доме. В шкафу лежало конкретное воспоминание, которое мы анализировали, особенно если оно являлось очень интенсивным и подавлялось долгое время. Только у Элисон имелся ключ от комнаты и ключ от шкафа. Она могла в любой момент покинуть комнату, закрыть дверь, пересечь коридор и попасть в другую комнату, чтобы посмотреть видеозапись события (DVD еще не появились). Разрешалось сколько угодно раз включать ролик, ставить на паузу, перематывать назад или вперед. Будучи способной в любой момент «всплыть», чтобы не раствориться в имплицитном мире, Элисон с готовностью погрузилась в море своих воспоминаний.

Короткие погружения в текущие ощущения, вызываемые имплицитными воспоминаниями, также являлись особенно важными. Элисон необходимо было уметь соединяться с ними и отслеживать их. Но смысл заключался не просто в новом переживании старой травмы. Суть состояла в одновременном осознавании Элисон, что она со мной, в безопасности и в любой момент может вернуться в настоящее, к себе взрослой, со всеми своими сильными чертами характера и психологическими ресурсами. Мой давний наставник в вопросах памяти, один из самых великих моих учителей, говорил: «Извлекая воспоминание, мы изменяем его». В присутствии другого человека, настроенного на ее волну, при помощи воображаемого шкафа и внутреннего убежища Элисон достала имплицитные воспоминания, чтобы превратить их в эксплицитные. В отличие от вспышек из прошлого, которые каждый раз только глубже укореняют дезинтегрированное состояние сознания, извлечение с рефлексией, то есть двойное внимание – на память и на переживание воспоминания, – по-новому задействует гиппокамп.

Со времени наших сессий прошло уже больше десяти лет, и как-то раз я встретил Элисон, которая сказала, что вспышки больше не беспокоят ее.

Способность понять и принять правду не только избавила Элисон от симптомов. По мере того как она исследовала многочисленные слои адаптаций к детской боли, она вплетала заново формируемые эксплицитные воспоминания в более масштабную и связную структуру, определяющую ее личность. Она испытала новое ощущение энергии и удовольствия. Элисон переосмыслила себя не просто как человека, который выжил, а как человека, который мог процветать. Такой способ интеграции воспоминаний дал возможность Элисон – и многим другим людям – снова стать авторами собственной истории.

Даже если с нами не происходило ничего угрожающего, воспоминания, существующие только в имплицитной форме, вполне могут стать для нас настоящей тюрьмой. Один из самых удивительных примеров – моя пациентка Элейн.

Элейн было двадцать шесть лет, она оканчивала университет и пришла ко мне из-за тревоги по поводу завершения учебы. Она сразу призналась, что боится «упасть в грязь лицом», приняв предложение работы, полученное еще в прошлом семестре. В течение следующих недель я испробовал несколько подходов к ее страху новых вызовов. Она вежливо реагировала на мои идеи, но никак не двигалась с места.

То, как она описала свой страх – упасть в грязь лицом, – отложилось у меня в голове, но я не знал, как это истолковать. Однажды я предложил ей на секунду сконцентрироваться на теле, а не на опасениях по поводу конкурентного рынка труда. Она остановилась, и тут ее начало трясти. Потом она схватила свою руку и сказала: «Ой, что происходит?» Я попросил ее удерживать внимание на этом ощущении и посмотреть, куда оно приведет ее. Боль пошла вверх по руке и достигла челюсти. Она закрыла рот рукой и заплакала. Через какое-то время Элейн описала, что происходило у нее в голове. В возрасте трех лет она упала со своего нового трехколесного велосипеда. Она вспомнила, эксплицитно, что сломала руку и два передних зуба. Нас обоих поразила интенсивность ее телесных ощущений, поначалу казавшихся ей «просто болью», а не воспоминанием.

Рука Элейн зажила, и тот случай никак не повлиял на ее здоровье, зато сказался на взрослом сознании. У нее сложилась имплицитная ментальная модель, где новизна объединилась с сильным страхом и болью. Страх проявлялся в учебе, работе и даже в личной жизни. Он говорил ей: «Новый опыт может оказаться катастрофой». Элейн в буквальном смысле боялась упасть лицом в грязь.