Гипноз. Скрытые глубины. История открытия и применения - читать онлайн книгу. Автор: Робин Уотерфилд cтр.№ 87

Мое утверждение таково. Появление волдыря от ожога, как естественным будет предположить, — это полностью автоматическое явление. Рука горит, и это место реагирует волдырем. Но теперь оказывается, что данное явление либо не полностью автоматическое — и нам требуется вдобавок верить в появление пузыря, чтобы он появился, — либо разум наш настолько могущественен, что может обуздать чисто инстинктивные функции тела. Это просто поразительно. Причем каждый способен такое проделать. Все мы обладаем сверхнормальными способностями, запертыми в нашем разуме; мы способны творить чудеса.

Достаточно странно, но широкую дорогу научному исследованию гипнотизма проложило соревнование сценических гипнотизеров, которые колесили по Европе в конце девятнадцатого столетия. В частности, двое из них общались с учеными психологами и изучались ими — датчанин из Оденсе по имени Карл Хансен (1833–97) и бельгиец, называвший себя Донато (настоящее имя А. Е. д’Онт, 1845–1900). Их зрелища содержали весь репертуар современных телевизионных гипнотизеров: человек-доска, неспособность двигаться и говорить, игра (часто унизительная) под влиянием галлюцинаций и тому подобное. Донато просил своих объектов положить свои ладони на его, которые покоились на столе, и давить на них со всей силой. Таким простым способом он мог вводить их в транс, — напомним, что сконцентрированное внимание и исключение отвлекающих факторов существенно при введении в транс. Сторонники Нансийской школы, особенно Энрико Морчелли в Италии, находились, конечно, под влиянием методов Донато. Между тем сам Льежуа брал уроки у Хансена, который являлся величайшим проповедником гипноза. Хансен путешествовал по Швеции, Финляндии, Германии, Австрии, Франции, Англии и России и везде получал хорошие отклики прессы. Он просил своих испытуемых сфокусировать свое внимание на блестящем кусочке стекла, в то время как сам делал несколько пассов над их лицом, легонько закрывал им глаза и рот и мягко поглаживал по щекам.

Эта волна месмерических зрелищ, захватившая Европу в 1880-х и 1890-х годах, не обошлась и без своих хулителей. Распространялись слухи, будто один гипнотизер ввел в транс всю публику и заставил поверить, что театр горит; в давке были раздавлены несколько женщин и детей. Другая история рассказывает о загипнотизированной молодой женщине, которая вошла в клетку со львами и была растерзана. Профессора и врачи доказывали, что гипнотизм — это яд, и пользоваться им должны, мол, компетентные и знающие люди. Спектакли же, говорили они, растлевают и играют с мощным орудием гипнотизма — они должны быть запрещены. Донато отвечал с неменьшим пафосом, что свобода мысли и демократическое отношение к пациентам, независимо от тяжести их кошелька, скорей присущи гипнотерапевтическому сообществу, а не медикам-профессионалам. Те же самые аргументы звучат в Европе и Америке и по сегодняшний день.

Именно успех престижных сценических гипнотизеров, таких как Донато и Хансен, интенсифицировал в Европе исследования таких ученых, как Рудольф Гейденгейн, профессор психологии в университете Бреслау. Каким образом, гадали ученые, можно довести человека до того, что он будет пить чернила, думая, что пьет пиво? Или вдыхать нашатырный спирт с улыбкой на лице? Или воображать, что он поет, как блестящая примадонна? Исследования, проводившиеся преимущественно в германских университетах, привели к утончению техник гипноза и появлению ряда разумных теорий по поводу того, как это происходит.

Последние двадцать (или около того) лет девятнадцатого века были высшим пиком гипноза, — но не в смысле количества людей, его практикующих, и его преобладания на улицах: для этого нам надо было бы отправиться в середину века. Просто исследования Шарко, Бернгейма и их школ выдвинули гипноз на первое место в психологии, которая в это время переживала бум. Осваивалась поистине новая, необитаемая земля, и сцена была предоставлена гипнозу для открытия глубинных операций разума. Однако в наши дни гипноз вновь сведен к второстепенным предметам. Что же оказалось не так? В этой главе я покажу, как гипноз помогал при разработке фундаментальных понятий психологии и методов лечения, и объясню, каким образом славным дням научного гипноза был положен конец, главным образом под влиянием одного человека — наиболее выдающейся фигуры современной психологии Зигмунда Фрейда (Zigmund Freud, 1856–1939).

Стало естественным предположение, что раз посредством гипнотизма или животного магнетизма человек достигает глубокого сомнамбулического состояния, то гипноз, стало быть всего лишь искусственный способ введения в то, что иногда случается естественным образом. Ученые приводили в пример снохождение, сноговорение и другие относительно естественные феномены, чтобы показать, что два состояния «сна», это — в принципе — одно и то же. Психологи были склонны признавать только два состояния сознания: сон и бодрствование, выключение и включение. Однако во многих, как в спонтанных, так и искусственно вызванных случаях происходило так, как если бы человек имел два сознания — одно нормальное и одно сомнамбулическое. Вскоре было открыто, что, будучи загипнотизирован, человек неизменно переключается на свою вторичную личность, со свойственными только ей чертами характера и памятью, и забывает о своем нормальном «я». Связь между набором воспоминаний и личностью была такова, что психологам стоило только подтолкнуть ее в соответствующий набор воспоминаний, и моментально запускалась вторичная личность. Другими словами (как сказали бы сегодня), память «определяется состоянием»: все мы припоминаем определенные вещи, если находимся в таком же или похожем на то состоянии, когда в первый раз переживали вспоминаемое событие. Так что объект гипноза, будучи пробужден, может совершенно не сознавать ничего, что он говорил или делал, однако при повторной гипнотизации может припомнить все. Это, конечно, неизбежно должно было подорвать простую теорию включения-выключения сознания, потому что гипноз, по-видимому, провоцировал появление еще одного дополнительного состояния. Затем было найдено, что это состояние, называемое психологами «фугой», может случаться естественно, и не только при сомнамбулизме.

Хотя на этом этапе книги читатель, возможно, уже привык к сверхъестественным событиям и состояниям ума, но фуга — это нечто из ряда вон выходящее. Латинский корень слова предполагает «бегство прочь» — бегство от реальности, — и бегство в большинстве случаев действительно происходит. В «Принципах психологии» (1890) Вильям Джеймс приводит случай с Анселем Бурне. Пожилой странствующий проповедник исчез из Род-Айленда и появился вновь как А. Дж. Браун, владелец магазина в Норристауне, штат Пенсильвания, ничего не помня о своей предыдущей жизни до тех пор, пока через шесть недель не пришел в себя. Он не мог понять, что же он делал в Пенсильвании, но помнил только о Род-Айленде: у Брауна не было памяти о Бурне, а Бурне не помнил о Брауне. Только под гипнозом он смог вспомнить, что он делал, будучи Брауном. Очень немного подобных случаев было зафиксировано. Один человек жил второй жизнью почти два года; другой оказался в Швейцарии после исчезновения из Австралии.

Фуга оказалась головоломкой. Если думать о сознании, которое бывает либо включено (бодрствование), либо выключено (сон), то как быть с фугой? С одной стороны, сознание, очевидно, не выключено, потому что А. Дж. Браун может полностью функционировать в мире; а с другой стороны, оно и не включено, поскольку Ансель Бурне бессознателен по отношению к целому периоду.