— Давай, зови. Пожрать я и вправду люблю.
— Почему здесь никого нет?
Обжора захохотал:
— Нет, не пойму! Не пойму я вас, людей!
— А ты-то кто тогда?
Но Обжора продолжал веселиться:
— Когда в жестяной банке на матушку-землю падаешь, это я
понимаю. Это и впрямь — штаны напоследок намочишь. Когда в такой же коробке в
другую въедешь и сгоришь — и впрямь приятного мало. Нет, я ведь и впрямь
понятливый! Но вот тут-то чего бояться? А? Идешь по лесочку, листиками
любуешься, пришел в домик, на все готовенькое… сядь, покушай, поспи… А ты чуть
мне на шею не прыгнул! Странные, странные…
— Что все это значит?
— Ты чего, ответа требовать вздумал?
— Что здесь происходит? — Виктор повысил голос. Толстяк,
отбрасывая стул, поднялся. Мрачно уставился на Виктора. Но того уже накрыло
волной ярости: — Я спрашиваю!
— А ты попроси! — приседая в издевательском поклоне,
протянул Обжора. — Попроси…
— Паяц! — Виктор взмахнул рукой. И не удивился тому, что
сверкающая голубая плеть вырвалась из ладони — подобно водным бичам. Только в
отличие от бичей она била словно стрела — навылет пронзила Обжору и брызгами,
уже кровавыми, разлетелась на стене.
— Ох… ох… — схватившись руками за пробитую грудь, застонал
Обжора. — Убил… убил меня…
Голос его слабел, а сам он покачивался, готовый рухнуть то
ли на стол, то ли в молочную лужу.
— Я не хотел… — Весь пыл Виктора куда-то делся. Ощущение,
что Обжора сейчас умрет — и мир вновь превратится в неподвижную декорацию, —
было слишком ярким. — Я…
Он бросился к коротышке, готовый не то что оказать помощь —
умереть рядом, если…
— Ха-ха-ха! — зашелся Обжора приступом смеха. —
Замечательно!
Уткнувшись в протянутые навстречу ему ладони, Виктор замер.
На груди Обжоры не было никакой раны. Даже грязная рубашка была цела.
— Гад…
— Нет, как повеселились, а? — Ничуть не смущенный, коротышка
был в полном восторге. — Ты меня не разочаровываешь, дружок!
Крепкая лапа похлопала Виктора по плечу, хоть для этого
Обжоре и пришлось чуть привстать на цыпочки.
— Только идешь ты медленно, — сообщил толстяк. — Нет, я
понимаю, тебе и там несладко, а глазки закрываешь — и здесь никакого отдыха… А
все же учти. Время, оно не стоит. Варево — варится. Ты это… быстрее ногами
шевели. В следующий раз…
Все подернулось пеленой. Впервые Виктор ощутил миг
пробуждения не рывком, не стремительным переходом из снов в явь, а неким
неспешным процессом. Будто его тянет… из мира в мир, сквозь тягучую патоку…
— Виктор…
Он открыл глаза.
Солнце стояло уже высоко. Но место он выбрал удачно — сквозь
листву пробивался только рассеянный свет. Костер догорел, лишь тянуло дымком от
углей. Тело совсем перестало болеть.
Рядом на корточках сидела Тэль. В короткой белой юбочке и
белой блузке. Аккуратно причесанная. На ноготках блестел свежий золотистый лак.
И где она успевает переодеваться и приводить себя в порядок?
Виктор молча потянулся, взял ее за руку. Он понимал, что
ситуация предельно двусмысленная… или наоборот, однозначная, еще похлеще
догонялок вокруг костра или притворных стонов в купе. Он был сейчас абсолютно
голым. И все же в прикосновении к ее руке не было ни грана эротики. Просто
хотелось ощутить рядом живое присутствие.
— Сильно тебе досталось? — тихо и с явным раскаянием
спросила Тэль.
— Разве не видно?
— Нет.
Виктор посмотрел на плечо. Ни малейших следов синяка.
— Мне опять снился сон. Мерзкий.
Тэль кивнула, будто понимая.
— Отвернись, я оденусь, — попросил Виктор. Тэль послушно
отвернулась. Виктор встал, с легким изумлением ощущая, что в теле не осталось
усталости, а все ушибы и ссадины исчезли. Как полезен, оказывается, сон на
свежем воздухе!
Натянув джинсы, Виктор почувствовал себя вправе прочитать
очередную нотацию. Или хотя бы предъявить обиду.
— Это тоже было нужно?
— Что? — не поворачиваясь, спросила Тэль.
— Бросить меня на растерзание толпе сумасшедших магов?
Вначале там, на реке… — Виктор начал накаляться. — Ты знаешь, что там было? Как
я выбирался? Зачем ты все это закрутила, Тэль? Чтобы я сдох в экологически
чистых условиях? Я бы лучше жил в грязном городе! Ты считаешь, что я — игрушка?
Плюшевый мишка с пружинным заводом? Хочу — поиграю, хочу — забуду посреди
перекрестка? А? Что ты молчишь, девочка?
— Меня отнесло течением, Виктор. Я не справилась. Я отдала
тебе все силы.
Виктор замолчал.
— Это этап. Инициация. Постижение сил. Если ты недостоин —
он может стать смертельным. Но и для достойного опасность велика. Я помогла
тебе, чем сумела…
Тэль рассеянно водила пальцем по песку, выписывая какие-то
вензеля.
— Никогда плавать не боялась. А там чуть не утонула… Ты
должен был успеть почувствовать силу Водных, принять ее в себя — и преломить.
Не просто отразить обратно во врагов, это-то и я умею… ты должен был взять саму
суть их магии. Основу основ. Стремительность потока, что рушится с горных высот,
отчаянный лет капли дождя навстречу горячему песку, спокойную тяжесть глубин
океана, силу штормовой волны… И ты сделал это, сделал это сам. Но вначале ты
должен был устоять. Выдержать. Почти ничем не владея. И я дала тебе все свое…
свою стойкость. Что смогла. Немного власти над Огнем…
Она замолчала.
— Извини. — Виктор присел рядом. — Тэль…
Девочка не плакала, нет. Смотрела перед собой пустыми
глазами и рисовала на послушном песке причудливые руны.
— Мне тоже тяжело… — не то пожаловалась, не то призналась
она. — Тебе не понять, как тяжело. У тебя-то есть, по крайней мере, право
ничего не знать. Я верила, что ты устоишь. Там, после перехода… я же тебя
проверяла. Ты ответил на все Силы, слабенько — но ответил. Значит, должен
справиться. Только у меня все равно не получается не вмешиваться. Глупо так…
— Тэль… — Виктор взял ее лицо в ладони. Бережно — как стражи
Пределов мертвый цветок. — Не сердись. Я глупый и растерянный житель Изнанки.
Все, во что я не верил, оказалось правдой. Все, во что верил, — никому не
нужной пустотой…
— Не говори так! — строго сказала Тэль. — Никогда так не
говори! Ваш мир ничем не хуже нашего, а наш не лучше мира Прирожденных! Если
ты… если ты начнешь так думать… тогда у тебя будет лишь один путь!